След крови - Стивен Эриксон

«А эта бабенка вполне бы мне подошла, – подумал он. – Ее, похоже, нисколько не волнует, что она почти голая, да и свой зад красавица мне показывает явно не случайно, я ведь тут единственный приличный мужик, и она сразу на меня посмотрела, как только вошла. Слишком уж многозначительный взгляд. Да от него оттаял бы даже попавший в силки кролик под глубоким снегом. А может, и подпрыгнул бы, хотя бы разок».

Но нет – придется ее арестовать вместе с обоими спутниками, а потом позаботиться, чтобы всех их повесили. Ну вот кто из повелителей установил закон, по которому любой чужак становился правонарушителем? Да и наказание явно несоразмерное: слишком жестоко подвергать человека смертной казни только за то, что его тут никто не знает.

Трое пришельцев разговаривали с Фелувил, но та слушала их вполуха, приложив мокрую тряпку к исполосованной когтями правой щеке. Наконец она раздраженно махнула рукой в сторону Хордило, и все дружно повернулись к нему.

Забинтованный, хромая, подошел ближе:

– Эй, ты! Это ты их туда отвел? В клепошть? И их там плиняли как гоштей?

Хордило яростно уставился на его товарищей:

– Другого кого-нибудь выбрать не могли, чтобы он говорил от вашего имени?

Женщина нахмурилась:

– Бошелен, Корбал Брош и Манси Неудачник – они ведь сейчас все в крепости?

– Да, и если желаете, можете к ним присоединиться.

– Вешьма любезно ш твоей штолоны, – улыбаясь, кивнул забинтованный.

– Просто подойдите к воротам и постучите. – Хордило небрежно махнул рукой, а затем ткнул пальцем в женщину. – Но ты не пойдешь.

– Почему?

– Я должен тебя допросить.

– В связи с чем?

– Здесь я задаю вопросы. Подойди сюда и сядь. А вы двое идите в крепость. Уверен, вас там ждет прекрасный ужин.

– А как же она? – спросил третий, кивая в сторону красотки.

– Я пришлю ее позже.

– Идите, – сказала женщина своим спутникам. – Его слово – закон.

– Я только обеспечиваю закон, – поправил ее Хордило. – Закон здесь – слово повелителя Клыкозуба.

– Какого-какого повелителя?

– Клыкозуба. Вам смешно? Идите и скажите это ему.

Когда двое мужчин допили свой эль и вышли, женщина взяла кружку и села напротив Хордило, бесстрастно его разглядывая. Подобный взгляд был ему хорошо знаком.

– Так вот о чем ты думаешь, – проворчал он.

– А что, нельзя? – ответила она и наклонилась, поставив кружку на бедро вытянутой ноги – голой и бледной, с изящным изгибом в том месте, где нежная плоть свисала с края стула. Хордило вдруг захотелось упасть на четвереньки и забраться под ее бедро, пусть даже лишь затем, чтобы ощутить его вес у себя на затылке. Стинк невольно поерзал, чувствуя, как его прошибает пот.

– Мне не нравится, когда женщины об этом думают, – сказал он.

Она подняла брови:

– Не будь у тебя такой вид, ни одна женщина бы так не подумала.

– Я не был таким, пока одна баба не сгубила меня. Само собой, я никогда не был женат, но если бы был, то точно сгубила бы, и все потому, что думала именно то, что думала.

– Ты обвиняешь воду в том, что она заполняет яму.

– Я просто слишком много раз это видел, – угрюмо буркнул Хордило. – Как думают женщины.

– Если ты так считаешь, то зачем тебе со мной говорить? Ты мог бы допросить Густа Хабба или даже Хека. Но ты выбрал меня, потому что я женщина. Так что скажем честно: ты совершаешь в жизни все те же ошибки, и вряд ли стоит винить в этом меня.

– Если уж говорить насчет вины, – возразил Хордило, – то это ты села ко мне, думая о том, о чем думала. Я не слепой и не дурак, и мне не нравится, когда обо мне начинают так думать, едва познакомившись.

– Как тебя звать?

– Хордило. Капитан Хордило.

– Ладно, капитан Хордило, – раз уж ты знаешь, о чем я думаю, то что мы тут делаем?

– Женщинам всегда кажется, что я легкая добыча.

– И именно об этом я думала?

– Я знаю, о чем ты думала, так что не пытайся увильнуть, предлагая пойти наверх продолжить разговор. Я обеспечиваю исполнение закона. На мне лежит ответственность. В конце концов, ты тут чужая.

– Тебе так только кажется, – ответила она. – Ведь ты меня еще толком не знаешь.

– Ясное дело, чужая. Я никогда тебя раньше не видел. В смысле, вообще никто здесь тебя не видел. Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Пташка Пеструшка.

– Вряд ли это имеет значение.

– Имеет. У чужаков нет имен – в смысле, имен, знакомых тебе. Но у меня оно есть, и теперь ты его знаешь.

– О чем ты думала, показывая мне свою ногу?

Женщина посмотрела вниз и нахмурилась:

– Я тебе ее не показывала. Просто выпрямила ногу, чтобы дать ей отдохнуть. Всегда так делаю, когда сижу.

– Тебе меня не одурачить – слишком уж все очевидно, – сказал Хордило; протянув руку, он подсунул ладонь под ее бедро и приподнял, потом еще раз. – Что ж, вполне достойное ощущение.

– Ты так считаешь?

– Я знаю. Достойный вес. Крепкое, но при этом и мягкое. – Он несколько раз провел ладонью вверх-вниз.

– Похоже, ты с радостью занимался бы этим весь день, – заметила Пташка Пеструшка.

Вздохнув, Стинк откинулся на стуле:

– А ты говорила, будто я вряд ли знаю, о чем ты думаешь.

– Что ж, уел.

Он встал:

– Тогда ладно.

– Наверх?

– Каждый раз все этим кончается, – сказал он. – И все потому, что я такой красавец.

Глаза женщины расширились. Но подобные взгляды он тоже видел множество раз, и о чем бы Пташка Пеструшка сейчас ни думала, она вполне могла оставить свои мысли при себе.

Фелувил Великодушная смотрела вслед двоим, поднимавшимся в комнату Хордило. Она покачала головой. Вкусы женщин невозможно было понять, и из всех идиотских разговоров с участием Хордило, слышанных ею за многие годы, этот был, можно сказать, пределом всему.

«Не пойму, как это у него получается, – подумала она. – И как ему каждый раз удается. Впрочем, девицу, разумеется, все равно повесят. Так что, полагаю, все будут в выигрыше».

Потрогав жгучие царапины на щеке, она огляделась, проверяя, не приоткрыла ли Фелитта люк погреба, намереваясь ускользнуть. Едва успев повернуть голову, трактирщица увидела, как люк снова захлопнулся, а засов с глухим лязгом опустился. Что ж, позорище ее утробы могло там сгнить – Фелувил это нисколько не волновало.

В комнатах наверху – во всех, кроме той, которую сейчас занимали Хордило и та похотливая бабенка, – рыдали ее девушки, пытаясь собрать воедино то, что от них осталось. Кому-то еще предстояло подмести клочья волос и обрывки кожи, но с этим можно было и подождать, пока ее красотки не приведут себя в порядок с помощью макияжа, париков и прочего.