Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

– А сколько тебе годов, диду?

– Сколько б ни было, а ещё поживу! Ещё и тебя воспитаю! – расхрабрился дед.

– Нет, ты меня не воспитаешь, – отрезая ножом хлеб, серьёзно сказал Генка.

– Как это так – не воспитаю? – всполошился старик.

– Я сам тебя воспитаю… А что, диду, московские в классах живут? – переменил разговор Генка.

Дед наклонился к нему и стал рассказывать о приезжих.

Генка слушал, сморщив лоб и думая о чём-то другом. Потом вытащил из-за пояса книжку, аккуратно разгладил её и положил на стол:

– Спрячь, диду.

Глаза его слипались. Михайло принёс из хаты рядно и подушку:

– Ложись спать, я сам Гнедка конюху сдам.

Генка лёг, но дед вдруг вспомнил что-то, посчитал по пальцам и снова подсел к нему.

– Эй, слухай! Так где ж ты был? Ты же в пятницу ещё уехал. На твоей чертяке можно было два раза на МТС побывать, – пощипывая свою бородку, сварливо сказал он. – Где ж ты был, я тебя спрашиваю? – Михайло дёрнул внука за штаны и выпрямился. – Где ты был, а?

Генка приподнял голову с подушки, натянул на себя рядно и нехотя сказал:

– Не морочь голову!

– Что? «Не морочь голову»? Как это «не морочь голову»? – петушился дед.

– А так. Я у агронома был.

Дед заморгал глазами и плюнул:

– Тьфу! Чёрт в тебе сидит! Ей-бо, чёрт!

– Может, и чёрт, – согласился Генка.

Дед склонил набок голову, развёл руками. Генка повернулся на спину, высунул из-под рядна босые ноги и громко захрапел. Зелёная муха загудела под навесом. Михайло схватил полотенце и с озабоченным лицом замахал над Генкой:

– Ш-ш, ты, проклятая! Куды залетела? Мало тебе места, дура!

Жизнь нашего отряда

20 июня

Завтра поход! Сегодня мы всё укладывали, приготавливали. Нести придётся всем по очереди, только Севу Митя освободил, а Севка, глупый, надулся на него. А потом познакомился с Михайловым внуком и развеселился. Всё какие-то жестянки ему показывал и альбом. А Михайлов внук – это тот самый Генка, с которым разговаривал Васёк. Лошадка у него хорошая, он её чистит щёткой и гриву ей расчёсывает. Этот Гнедко на Генкин свист бежит, где бы он ни был. Генка говорит: «Я его для Красной Армии готовлю, да ещё не всякому бойцу дам!» Сначала у нас с этим Генкой всё хорошо было, а потом вдруг ссора получилась. Вот из-за чего.

Мы себе около школы волейбольную площадку сделали, а Генка увидел, покраснел весь и говорит: «Здесь пришкольный участок будет, что вы землю топчете!» – и давай расшатывать столбы. А Мазин ему говорит: «Ты здесь не хозяин. Уходи!» Ребята тоже напали на Генку. Он разозлился, подскочил к Мазину и кричит: «В своём колхозе каждый хозяин! Это ты уходи!» Ну и сцепились они. Крик такой подняли, что Митя прибежал. Мы Мите ни в чём не сознались. Мазин говорит: «Девочки лягушки испугались». А Митя начал нас ругать, что мы к походу не готовимся, а всё какими-то глупостями занимаемся. А за ужином мы ещё с Лидой Зориной из-за Генки поссорились. Он сидит со своим дедом у себя под навесом и поёт как ни в чём не бывало. А Лидка слушала, слушала и говорит: «Ни у кого из вас такого голоса нет! И потом, он самый храбрый из всех!»

Подумаешь, какой храбрец! Васёк решил сам с ним подраться. А Митя, оказывается, уже всё понял, что творится, и давай над нами смеяться. Так мы с Генкой и не подрались.

А потом Митя устроил игру в «лошадей и всадников». И мы начали играть, а когда разыгрались, Митя позвал Генку. Генка сначала не хотел, а потом согласился.

Мазин говорит, что, несмотря на ссору, Генка ему всё-таки нравится.

Ну ладно! У меня ещё мешок не сложен, а мы завтра рано-рано, чуть свет, выйдем.

С реки поднимался лёгкий пар и мягко стелился по огородам; на дороге крепко прибитая росой пыль ещё хранила вчерашние следы; кое-где над колодцем поднимался журавель; изредка слышался скрип ворот. После трудового дня колхозники крепко спали, чтобы с солнышком дружно подняться на работу.

Ребята шли молча. Туго набитые вещевые мешки оттягивали ремнями плечи. У Белкина над головой торчали удочки. Мягко поскрипывала телега, в которой сидел отец учителя.

Шли тихо, чтобы не разбудить спящее село. Было прохладно. Ребята поёживались. Девочки, подпрыгивая, побежали вперёд, стараясь согреться.

– Что, холодно? Холодок пробирает? – посмеивался Николай Григорьевич. – Подождите, ещё жара припечёт!

На шоссе все оживились.

Получив разрешение громко разговаривать, мальчики сейчас же о чём-то заспорили, девочки затянули песню.

Ты взойди, взойди, солнце красное…

Голоса поднялись высоко вверх и неуверенно заколебались.

– Эй, эй! Врёте, врёте! – закричал Митя.

Недружный хор двадцати голосов подхватил песню нескладно, фальшиво и весело.

Митя махнул рукой:

– Ну так и быть – врите дальше!..

Солнце вставало. По одну сторону шоссе в верхушках деревьев уже просвечивали его золотые лучи. Проснулись птицы, засуматошились в кустах, защёлкали, засвистели. По другую сторону шоссе лежал луг; на траве блестели и переливались прозрачные капельки росы.

– Севка, дыши хорошенько! Этот воздух самый полезный! – уговаривали Малютина ребята.

– Все свои печёнки сразу вылечишь, – подтверждал Мазин.

Сева Малютин широко раскрывал рот и радостно смеялся.

Николай Григорьевич то и дело поворачивал назад голову и кричал ребятам:

– Стой, пионер! Сорви-ка вот эту ромашку при дороге… Давай сюда! Да зелёное копытце прихвати!

Ребята с готовностью спрыгивали в узкий ров и бросали на колени старику пучки зелени. Старик растирал ладонями тугие круглые копытца; от копытец остро пахло чем-то медвяным, душистым.

– Запах-то какой!

Ребята нюхали и охотно соглашались:

– Здорово пахнет!

Старик радовался знакомым местам:

– Гляди, гляди, Серёжа! Вон они, три дуба-то, те самые! Под ними Матвеича моего ранило… Эх, рассказать, так это целая история… Когда б не товарищи, не быть бы нам с ним живыми…

Колёса подпрыгивали на камнях и монотонно скрипели.

Хлопчик, сидевший за кучера, легонько встряхивал вожжами.

Солнце стало жарко припекать. Ребята проголодались. Решили отойти в сторону от шоссе и сделать привал около реки. На зелёном пригорке сложили вещи. Над рекой поднялся шум и визг. Мальчики вместе с Митей переплыли на другую сторону и, обвалявшись в песке, бросились в воду, осыпая друг дружку фонтаном брызг.