По следу саламандры - Александр Бирюков

Флай расплатился за Лену, и они распрощались с достойным господином Джейми Ксантоном Гунном.

Уже со следующего дня (а магазинчик пользовался популярностью не только в окрестных кварталах, но и во всем Мок–Вэй–Сити) по городу поползли слухи.

Слухи и сплетни в Мире имели хождение наравне с прессой, являя полновесную ей альтернативу, так же как кредитные обязательства синдикатов ходили наравне с золотыми аникорнами лендлордов.

Достойный Джейми Ксантон Гунн утверждал, что к нему в магазин явилась сама Дева Озера, принявшая уже благословение у друида и посвящение в Доме Памяти Песни. Она одарила его пророчествами и откровениями, которые он расшифровывал и толковал так, как ему позволяли знания Традиции и простое разумение.

А потом в магазин зашел фейери! Да–да. Уж он–то, Джейми Гунн, сумеет отличить фейери на расстоянии в стэндард, как тот ни прикидывайся обывателем!

Фейери расплатился за Озерную Деву и увел ее.

Куда?

А вы что, не знаете Традиции?

Это же была знаменательная ночь перед Днем Радужных Крыльев!

Ну, разумеется, он повел ее на побережье, наблюдать за тем, как бестии воздуха соединяются с бестиями пучин.

Это же как–то даже невежественно и странно — полагать что–то другое!

Именно туда! Только туда — на пляж…

* * *

Рейвен за полночь сошел с поезда в предместье столицы.

Архитектурой вокзал «Пэриз–плейс» напоминал мостовое сооружение и был одновременно похож и не похож на вокзал славного города Нэнт. Могучие металлические фермы с огромными заклепками, гранит и кирпич сочетались с вытертым, обнажающим свою жилистую структуру темным деревом. Двери в модерновых завитках переплетов и с обычными толстыми гранеными стеклами двигались, ритмично разевая и захлопывая пасти, пропуская потоки пассажиров.

Суета на перроне, магазинчики, высокорослые городовые с палашами и в высоких шлемах. Городовые ничуть не походили на жандармов Нэнта. В них чувствовалась имперская монументальность, столичная спесь и укорененное ощущение собственной правоты. Щеголеватые и надменные, они не столько служили, сколько олицетворяли власть и вели себя покровительственно.

Рейвен вышел на площадь, заполненную стоящими, подъезжающими и уезжающими извозчиками, паромоторами и омнибусами.

Потоки транспортных средств утекали в улицы, звездою расходящиеся от площади.

Рейвен задрал голову. В центре площади возвышались исполинские ворота — столбы из могучих, клепанных медными полосами брусьев с растопыренной какой–то многоярусной аркой. Грандиозное и совершенно, казалось бы, не функциональное сооружение. Оно возвышалось даже над непомерно высокой эстакадой городской железной дороги — поезда по ней уходили с третьего этажа того же вокзала.

Человек из леса, будто не догадываясь о том, какой переполох вызвал он самим своим присутствием в Мире, пересек площадь по косой, отмел несколько предложений от извозчиков и устремился в перспективы улиц окраины столицы.

Он шел с востока на запад.

Его обступали дома.

Он с интересом рассматривал фонари и колонны…

Широкие улицы, сходившиеся и расходившиеся преимущественно под прямыми углами, весьма его занимали.

Чугунные арки от дома к дому с подвешенными на них шарами электрических фонарей заставили его улыбнуться и иронично–одобрительно покачать головой.

Он свернул на бульвар и пошел между рядами высоких деревьев. Там он присел на скамейку, но вскоре встал и свернул с бульвара на первом же перекрестке.

Здесь его внимание привлекла эстакада городской железной дороги, проходившая по центру улицы.

Под ней был проложен мощеный тротуар, защищенный от непогоды рядами стеклянных листьев, оправленных в металл, что обрамляли двухрядную эстакаду, а по бокам — покрытые гравием проезжие дороги.

Так он некоторое время гулял, казалось, без цели и смысла, правда, двигался все время на запад.

Наконец он, видимо, решил, что достаточно удалился от вокзала и достаточно повертел головой — пора уже избрать некий осмысленный путь.

Вокзал он оставил позади, потому что рассудил, что если бы сам искал себя (на месте жандармов), то именно транспортные узлы сделал бы опорными точками поиска.

Он порылся в кармане, извлек визитные карточки, данные ему попутчиком в поезде, и осмотрелся, держа их наготове.

Извозчики — в основном кебмэны, — сидящие на крышах своих двухколесных повозок, несколько смущали его.

Улицы делались все пустыннее по мере продвижения в город. Извозчиков и водителей паромоторов здесь ничто не держало, и они с рокотом уносились прочь.

Тревожить вопросами городовых, что стояли почти на каждом перекрестке, Рейвен остерегался. Служители порядка часто бывают любопытны, как белки, и при попытке осведомиться у них о направлении могут начать задавать вопросы. А ему вопросы были не нужны. Только ответы. К тому же у многих из них профессиональная память на лица.

Вдруг путника заинтересовал один человек, в необычной для этих мест одежде: в долгополом подпоясанном пальто с меховым воротником. Пальто было темно–вишневое с золотым шитьем, а воротник песцовый, не иначе. Это при наличии окладистой бороды и длинных, до плеч, волос делало незнакомца похожим на деда мороза.

Занятие дед мороз избрал себе тоже весьма необычное. Он мерил шагами улицу поперек, от фонаря до фонаря. И что–то бормотал.

Рейвен приблизился.

Дед, сердито ворча и немного покачиваясь, будто под хмельком, померил уже расстояние между шестью парами фонарей. Оставалось ему две.

Рейвен не без озорства взял да и прошел шагами одну из оставшихся пар, тогда как дед мерил другую.

— Четырнадцать, — сказал он.

Дед будто только теперь его заметил и вытаращился желтыми глазами поверх бороды.

Потом критически оценил длину ног Рейвена, как бы прикидывая достоверность измерения таким инструментом, и махнул рукой.

— Нешт! — сказал он.

— Сэр, — обратился Рейвен к нему, — вас не затруднит помочь мне?

— ? — бородач выразительно пожал плечами.

Рейвен сомневался в способности человека, измеряющего по ночам шагами расстояние меж фонарями, указать направление. Но отчего бы не спросить?

Незнакомец подошел и кивком ответил, дескать: «что надо?»

Рейвен предъявил ему визитку портного.

— Я ищу вот этот адрес…

— Ожди, — сказал дед, который был вовсе не дедом, а вполне молодым человеком, несмотря на проседь в бороде.

Он сунул руку за пазуху, достал сложенный платочек, взял за углы и, встряхнув, расправил.

Рейвен аж вздрогнул. Перед ним раскрылся шелковый плат размером больше квадратного метра с подробной картой города.