Русич. Молния Баязида - Андрей Посняков

Смеркалось, в темном небе выкатились первые звезды. Иван доколол оставшиеся дрова и, спрятав топор под стропилину сарая, направился в знакомую келью.

– А, пришел? Заходи, заходи! – брат Гермоген закрыл дверь своей необъятной тушей и весело подмигнул:

– Съехали, волки… Ужо, отдохнем сегодня. Ты посиди пока, я сейчас… – он вышел было, но тут же заглянул в дверь и, пожевав губами, спросил: – Иван, ты каких девок больше любишь?

– Да разных, – пожал плечами Раничев.

– А все-таки? Светленьких или темных?

– Ну, – Иван ненадолго задумался. – Скажем, светленьких.

– Сладим! – улыбнувшись, заверил монах и исчез, аккуратно прикрыв дверь.

В гермогеновой келье ярко горели две толстые свечи, Иван, поплевав на пальцы, затушил одну – сразу сделалось темнее, уютней. Этакий приятный полумрак растекся вдруг по келье, напомнив вдруг…

– А вот и мы! – ногой распахнув дверь, брат Гермоген, такое впечатление – швырнул внутрь двух девиц, похоже, уже пьяных – одну брюнетку, а другую светленькую. Красивые были девицы или, мягко говоря, не очень, Иван не разобрал – темновато, да и Гермоген, черт, притушил свечку, остался лишь тусклый зеленоватый огонек лампадки, висевшей под предусмотрительно завешенными мешковиной иконами.

Иван почувствовал, как подсевшая к нему девица обхватила его за шею. Скосил глаза – на ложе уже сопели, барахтались полуобнаженные, мокрые от пота, тела.

– Что мы сидим? – скидывая саян и рубаху, шепнула девица. Накинулась на Ивана, голая, повалила на лавку, требовательно развязывая кушак…

Раничев улыбнулся, на миг забыв и о душноватой келье, и о самозабвенно предающихся греховной любви соседях. Остался только он и девушка – светленькая, сероглазая, мускулистая, с тонкой талией и большой мягкой грудью…

– Ах, – застонала она, крепче сжимая бедра…

Раничев очнулся от света – брат Гермоген, видно, что-то потерял, и зажег свечку.

– Что там такое? – закрыв рукой грудь, прищурила глаза девушка.

Иван обернулся к ней и обмер, наконец-то узнав. А узнала ли она? Девчонка вдруг вздрогнула и отстранилась:

– Иван?!!!

Узнала.

Раничев усмехнулся…

…И кресты святые валялись поруганные, ногами

попираемые, обобранные и ободранные.

Повесть о нашествии Тохтамыша

…он тоже узнал разбойную женку, уничтожившую когда-то целую шайку знаменитого Милентия Гвоздя и едва не погубившую самого Ивана.

– Таисья, – с придыханием прошептал Раничев, лихорадочно соображая, какую линию поведения выстроить. Кажется, Таисья, когда-то была безответно влюблена в Аксена, именно по его приказу исполняя, так сказать, особо деликатные поручения. Интересно, не угасло ли еще ее чувство к боярскому сынку?

– Вот уж не ждала тебя здесь встретить, – между тем усмехнулась Таисья. – Хотя всякое в жизни бывает, надо же спасать душу… Быть может, и я закончу свои дни в обители у матушки Василисы.

– Кажется, ты там уже была, – тихо произнес Раничев. – И не простой монахиней – ключницей.

– Была, да сплыла, – расхохоталась дева, потянулась, бесстыдно выпятив грудь – красивая мускулистая хищница, с которой ухо нужно было держать востро.

– Ты не думай, я не какая-нибудь, – Таисья кивнула на свою подружку, похрапывающую в обнимку с монахом. – Просто хочется иногда веселья, а Гермоген – парень веселый, хоть и инок. Теперь, значит, и ты здесь?

– Покуда послушником.

– Значит, пришло время…

– Пришло, – Иван поднял глаза. – Аксен Собакин, говорят, в опале.

– Аксен? – девушка встрепенулась, закусила губу, переспросила быстро: – А что ты еще о нем слышал?

– Да так, – уклонился от ответа Раничев. – Ничего особенного. Давно уж его не видал.

– И я – давно, – вздохнула Таисья.

Иван мысленно хмыкнул, Аксен-то, по всему, просто-напросто использовал девку да кинул, а та вот никак не могла выбросить из сердца смазливого боярского сына.

– Что ж, – посмотрев в окно, она принялась одеваться. – Светает… Эй, Матрена, вставай! – она легонько шлепнула напарницу по спине. – Да вставай же!

Матрена проснулась, заворочалась, потянулась, ничуть не стесняясь, и, посмотрев на уже одетую подругу, потянулась к одежке. Проснулся и Гермоген:

– Ну, идемте, дщери, провожу до ворот. Ваня, ты с нами?

– С вами, – задумчиво кивнул Раничев. – Уж пойду, прогуляюсь, все равно братию будить скоро.

Морозило, Иван поежился от холода, а вот одетым в шубы девчонкам мороз был нипочем – обе вскочили в сани, запряженные парой горячих гнедых – Раничев машинально оценил и стальные полозья саней и экстерьер лошадей – все равно, как на «шестисотом» приехали – явно не бедствовали девочки, не бедствовали. Чего ж тогда в путаны пустились? Иль и впрямь захотелось веселья да риска?

Брат Гермоген отвязал от коновязи коней и кивнул девушкам:

– Все, красавицы. Можно ехать.

– Ворота сперва открой, красавец, – переглянувшись, рассмеялись девчонки. Таисья тронула поводья. – Н-но…

Скрипнув полозьями, сани тронулись с места.

– Ничего девчонки, красивые, – закрывая ворота, усмехнулся Иван. – И, судя по лошадям, далеко не бедные.

– Да уж, не бедные! – Гермоген басовито расхохотался. – Матрена-то – угрюмовского купчины Евстигнея Воронова вдовица, уж деньжат у нее не клюют курицы – муженек-то покойный большими делами ворочал, и с Москвой торговал, и с Ордою, и с Литвой через Верховские княжества. А Таиська – подруга ее… С жиру бесятся бабы!

Раничев задумчиво сплюнул – ну, конечно, Таиська в своем репертуаре: жить за чужой счет, и жить хорошо – похоже, вот ее кредо. Только к Аксену она зря присохла, тот и сам дурачков кинуть мастак… Эх, девчонки, девчонки, ничего-то не меняется в этом мире. Однако быстро они приехали, едва только архимандрит с присными за порог. А мобильников-то, между прочим, еще нет! Как же Гермоген их вызвал?

– А вон как! – монах со смехом кивнул на звонницу.

Раничев захлопал глазами:

– Не понял.

– А тут и понимать нечего, – помнишь, я вчера звонил к вечерне?

– Ну…

– А как звонил, помнишь? – Гермоген внимательно посмотрел на Ивана.

– Ага, – наконец начал понимать тот. – Выходит, звонил ты каким-то особым образом…

– Ну, конечно! – монах с хохотом хлопнул послушника по плечу. – До Угрюмова – двадцать пять верст, хоть и не так далеко, да, знамо дело, звона не слышно – зато у меня охотников да рыбаков знакомых полно, места тут дичью богатые, не все еще прибрал к рукам Феофан. Вот, ежели что, и передают зазнобам – приезжайте, мол, повеселиться.