Под ударом - Александр Афанасьев

…

— Я тебе не лгал…

— Недоговаривать, это тоже лгать.

— Ошибается.

— Какого черта? Ты отправил меня в Ленинград, а теперь выясняется…

— Я тебя не отправлял.

— Твою мать, Майк!

Гейтс назвал Натирбоффа его американизированным именем.

— Что ты хочешь знать?

— Арлекин. Ты видел его хоть раз? Только честно?

— Нет.

— Кто он?

Натирбофф пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Что? И даже не догадываешься?

— Догадываться можно сколько угодно. Есть реальный результат.

— Твою мать! Не тебе объяснять, что такое оценка?! Она включает в себя оценку источника. Если каждый добывающий офицер будет лгать…

— Может так будет лучше.

— О чем это ты?

— О том. Мы слепы как кроты. Агенты замолчали. Мы ничего не получаем из СССР уже давно.

— Постой, так ты хотел проверить…

Натирбофф погасил сигарету.

— Ты же здесь.

— Мать твою, да ты спятил!

— Я не спятил. У нас крот, Боб. В твоем управлении или где-то еще — значения не имеет. Но у нас крот. Русские понятия не знают об Арлекине именно потому, что его нет ни в каких наших документах. И они сейчас спокойны как слоны. А знаешь, почему?

…

— Потому что они уверены, что знают все источники, и других нет. Крот где-то на самом верху.

Натирбофф закурил новую.

— Помнишь, кое-кто интересовался Арлекином?

— Постой… ты чего?

— Гас Хэтэуей. Помощник директора по особым поручениям. Какого черта ему понадобилось спрашивать об Арлекине?

— Англичане… постой, это слишком.

— Почему?

…

— Хэтэуей бывший начальник станции в Москве. Специальный помощник Директора! Он занимает такое положение, что может получить информацию о любом нашем источнике. Любом!

— Нет…

— Да. И еще. Как насчет того пожара в посольстве?

— Нет…

— Да, Боб. От этой истории несет за километр. В посольстве начинается пожар. С чего? Может, кто-то спичками баловался?

…

— Точная причина пожара до сих пор неизвестна. Но начался он именно в помещениях нашей станции. Совершенно секретные документы разлетелись по всей Москве. Потом появились русские КГБшники, переодетые в пожарных — и наш герой Гас, который героически начал бить морды пожарным. Он ведь после этого — пошел вверх, получил, мать его, медаль за выполнение долга в условиях, опасных для жизни. Как же — начистил морды русским! Но пока он бил морды одним русским — другие в это время собирали документы на улице. И никто не задал вопроса — а как получилось так, что он появился там первым[59].

…

— Мне этот герой никогда не нравился.

Гейтс тяжело вздохнул.

— Может, русские того и хотят чтобы мы кидались друг на друга.

— Русские хотят, чтобы мы не задавали вопросов. После того как уволен Энглтон — никто и не задает.

— Энглтон параноик. Он причинил вреда больше чем любой крот.

— Возможно. Хэтэуей сейчас в Англии. Что он там делает? Может там завелся еще один Ким Филби?

…

— А до Москвы он работал в Латинской Америке. Я интересовался — информация о его подвигах в основном липа. Он мало что сделал.

— Ладно, хватит.

— От тебя зависит, пускать информацию по Арлекину в доступ или нет. Если пустим — думаю, скоро замолчит и Арлекин.

— Ладно, я понял.

Машина въезжала в Хельсинки, по обе стороны дороги уже были дома.

— Почему ты так защищаешь Арлекина?

— Ее стоит защищать.

— Ее? Погоди… это женщина?

— Ну, конечно.

— Но она не может быть Арлекином!

— Я знаю.

— Значит, Арлекин тот кто ее знает.

— Скорее всего.

— Ты не пытался установить?

— А как? Меня вышвырнули из страны. А когда я вернулся в Лэнгли… начать выяснять — значит, дать понять, что у меня кто-то есть.

— Значит, это все вслепую?

Натирбофф развел руками.

— Ну, конечно. Ну ты и сукин сын.

— Извини. Но сейчас чем меньше знающих, тем лучше.

— Надо установить Арлекина.

— Как? Так ты только внимание привлечешь.

— Мы не можем работать вслепую.

— Почему? Работаем же.

— Ты не понял. Эта женщина… она интересовалась возможностью эвакуации.

— Да? Ты не говорил.

— Вот сейчас говорю.

— И вообще она не вызывает доверия.

— Почему?

— Она явная спекулянтка. Ее в любой момент арестовать могут.

— Погоди. Какая спекулянтка?

— Та женщина. У нее на лице написано — спекулянтка.

— Этого быть не может. Погоди… как выглядела та женщина, с которой ты встретился?

— Лет шестьдесят…

— Но это не она. Моей должно быть сорок…

Оба ЦРУшника замолчали.

— Как такое может быть?

— Может она провалилась?

— Почему тогда тебя выпустили из страны?

— А смысл брать?

…

— Если бы ее взяли, подсунули бы кого-то похожего. Не похоже на подставу.

— Надо нарисовать ее.

— Да, фоторобот.

Их Бьюик остановился перед светофором — и в этот момент приглушенно взревел мотоциклетный двигатель. Его не смогли приглушить даже стекла и корпус Бьюика. Гейтс, который и так был на нервах, из-за выяснившегося по Арлекину — успел увидеть глухой мотоциклетный шлем и яркую куртку — мотоциклист остановился прямо рядом с ними. Через секунду — он сорвался с места, рванул на красный — и под возмущенный аккомпанемент гудков исчез в переплетении старых улиц Хельсинки как адский призрак.

Гейтс все понял.

— Из машины!

— Что?

— Давай! Туда!

…

— Быстрее! Из машины!

Натирбофф сидел справа, ему удалось открыть дверь — и он вывалился прямо на тротуар, а за ним — не на свою сторону машины полез Роберт Гейтс. Он в любой момент ждал рвущего тело взрыва — но его не было, он упал на брусчатку и на матерящегося на всех языках Натирбоффа. Со стороны Эконолайна — бежали морские пехотинцы, вооруженные пистолетами и автоматами.