Занимательное дождеведение. Дождь в истории, науке и искусстве - Синтия Барнетт

* * *

Летом 1977 года, когда мне только исполнилось одиннадцать, мама с отчимом увезли нас от штормов Флориды в новый дом в Южной Калифорнии. Так получилось, что Калифорния переживала тогда самую тяжелую засуху в своей истории. В 1977 году там выпало меньше всего осадков за весь период наблюдений – менее половины среднегодовой нормы. Оглядываясь назад, я не помню тех рекордов, не помню и того, переживала ли я из-за резких изменений в окружающем ландшафте, когда на смену влажным пальмам Южной Флориды пришли худосочные деревца, тянущиеся с бульваров Лос-Анджелеса, словно соломинки в поисках питья. Больше всего мне запомнились бетонные каналы, вездесущие, как автострады, и то, какими огромными они казались по сравнению с тоненькими струйками воды в них. Кое-кто из детворы в нашем районе забирался в эти водоводы, скатываясь по гладким крутым стенам на картонках. Это было запрещено, но делали это так же часто, как тайком купались в канале во Флориде, только без воды.

Историки в разное время характеризовали и Калифорнию, и Флориду как солнечные края, штаты мечты и водные империи – последние были построены государственными инженерами. Оба штата также предстают прибрежными свидетельствами всемогущества и полновластия дождя. Дождю свойственно размывать горы, прорезать каньоны, подымать реки и нести в море потоки воды, ила и всего остального, что он прихватит. Со всех сторон кроме побережья Лос-Анджелес окружают горные хребты, в том числе могучий Сан-Гейбриел. От Тихого океана до главной вершины Сан-Гейбриела, прозванной Лысой горой, высота над уровнем моря превышает три километра. Когда атмосферные реки зимой текут с Тихого океана и натыкаются на горы, облака разрешаются дождями. В XVIII веке коренные жители из племени тонгва пытались предостеречь испанцев от строительных работ на пути бурных рек Санта-Ана, Сан-Гейбриел и Лос-Анджелес, которые неслись с гор долины Сан-Фернандо и Сан-Гейбриел, а затем вырывались из подземных русел в обрамленные ивняком каналы и болота прибрежной равнины. В XIX веке измученные паводками мексиканцы пытались объяснить то же самое американцам эпохи золотой лихорадки.

Каждое поколение игнорировало опыт своих предшественников. В поймах появлялись посевы, а затем и жилые дома. Первый бум недвижимости приехал в Лос-Анджелес в 1880-е годы по железным дорогам Южной тихоокеанской транспортной компании – железнодорожные линии тоже строились вдоль непокорных рек. В 1914 году после ливня столь сильного, что аллювиальные отложения с прибрежных сельскохозяйственных угодий посадили на мель пароход в порту Лонг-Бич, был принят закон о борьбе с наводнениями. К следующему десятилетию в Лос-Анджелесе действовала собственная программа строительства плотин.

Ободренные принятыми мерами по борьбе с наводнениями застройщики возвели здания и сооружения по всему бассейну. Когда мосты смывало, газета «Лос-Анджелес таймс» ругала реки. До 1938 года большинство жителей Лос-Анджелеса еще не знали о вызываемых течением Эль-Ниньо проливных дождях, которые аномально смещаются на юг, обрушиваясь на калифорнийское побережье. В конце февраля и начале марта того года дождь, продолжавшийся пять дней подряд, залил и без того насыщенные влагой горные склоны. Плотины не справились с такой нагрузкой. В горных ущельях потоки вышли из берегов. Паводковые воды переполняли ручьи и каньоны, смывали мосты и врывались в города по всему югу Калифорнии. Когда дожди прекратились, горы продолжали извергать воду. Реки поднялись еще выше. В регионе погибло почти сто человек, в том числе семья из пяти человек в Северном Голливуде и трое детей из одной семьи в округе Ориндж. Только в Лос-Анджелесе было разрушено более 1500 домов, и агентства по оказанию помощи пострадавшим приютили 3700 жителей, оставшихся без крова.

Власти Южной Калифорнии поклялись ликвидировать последствия наводнения и построить на том же месте новые здания – на сей раз при крупной финансовой поддержке из федерального бюджета. До того времени борьба с наводнениями предполагала перехват дождевой воды для снабжения местных городов и ферм. Теперь привозная вода из Сьерры на севере и из реки Колорадо побудила регион отводить годовые 380 мм своей дождевой воды и полагаться на чужую. За последующие три десятилетия Инженерные войска США построили из горных обломков более ста водохранилищ размером со стадион, пять гигантских дамб для регулирования наводнений в долинах и 560 километров бетонных каналов для рек.

Река Лос-Анджелес превратилась в ливневый сток длиной 80 километров, пронизывающий извилистую траекторию старого русла. В начале XX века река еще была почти неосвоенной, так что медведи гризли вперевалку спускались с холмов, чтобы полакомиться водившимся в ней стальноголовым лососем. К началу XXI века она больше напоминала туалет: большую часть года по ней текли лишь стоки с очистных сооружений, расположенных выше по течению.

От Калифорнии до Флориды новая эпоха борьбы с наводнениями – а ведь вдобавок американцы перерыли полконтинента, чтобы провести трубы с пресной водой в засушливые города, – коренным образом изменила отношения человека с дождем. Строительство в обход дождя, а не вслед за ним, привело к разрушительным последствиям для побережий. По оценке, Лос-Анджелес урбанизирован на 85 процентов, 65 процентов его территории заасфальтировано – запечатано водонепроницаемыми поверхностями. Каждый район и торговый центр, каждая автостоянка и блинная не дают дождевой воде просочиться в землю. Дождь, который прежде всегда находил себе естественный путь в водоносные горизонты или в море, теперь попадает в каналы. Он получил новое название – «ливневая вода», и стал токсичным, поскольку проносится по грязным улицам и водостокам.

В Калифорнии и по всей стране ливневые стоки стали главным источником загрязнения, портящим пляжи, большие заливы и реки. Подобно кошке, вновь и вновь загоняющей дохлую мышку под кровать, дождь возвращает нам загрязняющие вещества и отходы, от которых мы, казалось бы, избавились. Стекая по всем этим асфальтовым и бетонным покрытиям, дождь подхватывает токсичные металлы, нефть и жир, пестициды и гербициды, фекалии и всевозможные прочие нечистоты, которые могут попасть в сточную канаву. Приспособления, предназначенные для борьбы с наводнениями, гонят ливневую воду с улиц и парковок в бетонные каналы и назад в Тихий океан.

Руководители калифорнийского здравоохранения озабочены тем, чтобы убедить семьи, в которых не говорят по-английски, не есть пойманную токсичную рыбу. Замысловатые графики предупреждают, что детям нельзя есть белого окуня, королевскую макрель, барракуду или горбыля с полуострова Палос-Вердес. Серфингисты южной Калифорнии знают: после дождя лучше не заходить в воду, как бы хороши ни были волны. Те, кто пренебрегает этой мудростью, могут подхватить острый инфекционный конъюнктивит, лихорадку или диарею. «У воды будет такой странный, неприятный запах, – заметил 26-летний Шон Стэнли, который с детства занимается серфингом на пляжах округа Лос-Анджелес. – Она мутная. В ней попадаются банки из-под газировки и пластиковые бутылки, машинное масло. Туда сбрасывают все городские стоки».

* * *

Эта история известна на западной и на восточной стороне полуострова Флорида. В устье реки Сент-Луси с атлантической стороны и реки Калусахатчи на Мексиканском заливе органы здравоохранения регулярно издают предупреждения: «Высокая концентрация бактерий. Избегайте контакта с водой. Сейчас повышен риск заболеваний». До появления ферм и городов на юге Калифорнии господствовал природный территориальный комплекс Эверглейдс – мелкие пресноводные речки, поросшие меч-травой, которые текли в южном направлении на протяжении двухсот километров до моря. Ныне покойная писательница и защитница Эверглейдс Марджори Стонман Дуглас часто называла это большое болото «дождевой машиной» Южной Флориды. Эверглейдс поглощал ливни, наполнял цепь озер на северной оконечности болотистых низин, поддерживал запас грунтовых вод в водоносных слоях и отправлял на юг обширный мелководный поток, возвращая дождь на его родину, в обрамленные мангровыми деревьями эстуарии.