Донское казачество в войнах начала XX века - Наталья Рыжкова

Далее корреспондент описывает со слов казака Яковлева о том, как спасали его китайцы от плена японцами.

— Как уехали японцы, — сказал Яковлев, — китайцы подняли меня… Вынул 80 к. и даю китайцам: проводи, мол, братцы, до лагеря; а они мне на это ответили: «У тебя у самого мало денег, не будем брать». Так до самого лагеря довели, а денег не взяли.

I

Очевидец лихого дела наших молодцов-казаков отряда генерала Самсонова рассказывает:

Подкравшись незаметно к коновязям, где стояли лошади японской кавалерии, казакам, — благодаря внезапному нападению врасплох, — удалось лишить два японских эскадрона лошадей.

Около тридцати японских лошадей были угнаны и сделались добычей казаков, остальных лошадей казаки перестреляли.

Все это отважное дело было совершено казаками в какие-нибудь четверть часа.

Неприятель врасплох был застигнут казаками.

Покончив, казаки отступили без потерь.

II

Два раненых 23 мая 1904 г. сибирских казака, урядники Сапрыгин и Тимофеев, награжденные Георгиями, рассказывают, что были посланы в составе 39 казаков при двух офицерах на разведку неприятельских сил к Дагушаню. Миновав 23 мая благополучно неприятельские посты, казаки приблизились на 8 верст ближе Дагугааня, как вдруг японцы тучей окружили их. Казаки бросились в пики, японцы дали залп, свалив 20 лошадей и ранив 6 казаков, а 2-х убили. Оставшиеся без лошадей вскочили на крупы лошадей товарищей, снова ударили в пики и израненные вырвались после трех стычек.

Русь

Четвертая и шестая сотни 8-го Сибирского казачьего полка с гиканьем, вихрем налетели на японскую кавалерию, с пиками наперевес, охватили с обоих флангов и в несколько минут буквально изрубили целый эскадрон противника, рассеяв остальные.

Пики здесь были впервые в деле и наводили ужас. Были такие удары, когда с маху казак пробивал насквозь всадника и ранил лошадь. Несколько пик было оставлено, за невозможностью их выдернуть.

Один казак, окруженный врагами, стоя на месте, сначала пикой очистил себе место, а потом сам бросился на них. Другой, уронив пику и выпустив шашку, отнял саблю у японского офицера и его же изрубил ею. Их майор генерального штаба Тонака столкнулся с нашим стрелком, который, отразив его удар, одним взмахом отрубил голову майору.

Некоторые японские офицеры, убегая, снимали сапоги для быстроты. Казаки со смехом показывали эту обувь.

Истребляя все на своем пути, казачья лава встретила шесть японских пулеметов и сумела из-под их адского огня уйти без больших потерь.

Главнокомандующий армией телеграфировал после этого дела войсковому наказному атаману.

«С особою радостью сообщаю атаману Сибирских казаков о доблестном поведении названных сотен, лихо атаковавших в конном строю противника, один эскадрон которого почти весь переколот и изрублен, взято девятнадцать лошадей. За это молодецкое дело, по Высочайше предоставленной мне власти, я наградил знаками отличия военного ордена 4 степени вахмистра Ивана Великанова, урядников Михаила Самсонова, Владимира Кузьмина, приказного Ивана Замотаева и казака Марка Сазонова».

Интересен также следующий эпизод из сражения под Вафангоу.

У нас в России, в Петербурге, командовал ротой японский капитан Танака, очень развитой, милый человек. Во время войны он уже был майором и командовал эскадроном; под Вафангоу он повел атаку на наших сибиряков и, несясь на коне, кричал на чистом русском языке: «Русские, уберите ваши оглобли!» (т.е. пики), затем «Русские оборванцы!..» (и выругался по-русски), но в это время подлетел к нему казак, крикнул: «Держись, ваше благородие!» и смахнул ему шашкой голову. Так и погиб наш зазнавшийся петербургский гость.

В. Немирович-Данченко. Русское Слово

В одном из кавалерийских набегов генерала Самсонова к Сеньючену в конце июня месяца драгуны, и если не ошибаюсь, все тот же молодчина унтер-офицер Волков, погнали японский разъезд 4-го кавалерийского полка. Драгунам удалось подстрелить лошадь, и японец со всего маха шмякнулся о землю головой и разбился. Лежит. Драгуны подскочили к нему, подняли. Живой. Забрали и повезли на казачью заставу… Драгун дорогой очнулся. Собралась толпа, усадили японца в центр, стали беседовать.

— Надо бы его, паря, однако, до генерала доставить, — деловито сказал бородач, старший поста, урядник, лет не менее сорока.

— Погодите маленько, Иван Тимофеевич, человек шибко разбился, еле ноги волочит, куда его везть, дайте мало-мало оправиться. Пусть вздохнет свободно грудью.

— Ну, ладно. Угостить его надо. Поди-ка болезный не емши сколько дней.

«Неприятель» сидел в кругу казаков и озирался, охая и хватаясь за голову. А казаки, позабывши о том, что это неприятель, смотрели на него сочувственно и с сожалением.

— Что, брат, попался… Это ничего. Ты не бойся. Мы тебя не обидим, — говорил один из казаков с рыжей короткой бородкой.

— Штаны красные, зеленый лампас, — говорил другой, — куртка аккуратная, ничего, чисто «ходит» ихняя армия.

Японца потрогали, один молодой казак даже ущипнул его.

— А ничего, крепкий народ, — сказал он, — мелкий, а крепкий, воевать может. Ей-Богу — он молодец. Ты, паря, кушать хочешь? Не бойся, что, мол, — казаки. Мы — тоже люди. Войну понимаем. В плен попался, — нам тебя жаль. Мы это понимаем. Худо есть. Ты, может, по-китайски можешь? Пухау…

Японец стонал и хватался за голову. Видно, сильно разбился.

— Что, брат, больно. Ничего, фельдшер вылечит. Ты, паря, не бойся, что, мол, — казаки. Мы — тоже люди. Войну понимаем. В плен попался, — нам тебя жаль. Мы это понимаем. Худо есть. Ты, может, по-китайски можешь? Пухау…

Но пленный и по-китайски ничего не знал. Он все стонал и показывал на голову.

— Болит? Больно? Чего — пухау… Худо есть. Понимаем… А что, паря, ежели бы ему водки? Водка, чай, вылечит.

Предложение «братана» одобрили.

Достали водки (она как-то у казаков бывает); поднесли. Японцу угощение понравилось.

— Что, брат, япоша, хорошо! Шанго. Русски водка.

Японец пил и одобрительно кивал головой. Головная боль у него затихла, клонило ко сну.

— Ну поспи, брат, это тоже хорошо.

Пленному постлали соломы, накрыли шинелью, дали подушку, и он крепко заснул.

— Жалкий народ, — сказал урядник. — На верную смерть идут. Неужели же не понимают, что все это ни к чему?!

— Надеются… — проговорил кто-то у костра, над которым висели котелки с чаем.