Конец игры - Екатерина Горбунова

Завернув за угол, едва не сталкиваюсь с Таней Мэдисон, идущей рядом с незнакомым мне мужчиной. Она останавливает взгляд на моей персоне, и я застываю на месте, читая в её глазах изумление и немой вопрос. Неужели мой тщательно выстроенный мир сейчас рухнет?

Её губы шевелятся. Понимаю, что она хочет заговорить. Со мной. Но вместо того, чтобы убежать, я топчусь на месте, будто приклеившись к полу, и жду. Чего я жду?

Таня так ничего и не произносит. Спутник увлекает её дальше, а я натягиваю капюшон глубже и скрываюсь за стеллажами. Когда Таня оглядывается, меня уже нет поблизости.

Пережидаю, чтобы они успели уйти подальше, а мое волнение улеглось, потом наблюдаю сквозь широкие стеклянные двери, как эти двое подходят к Таниной машине, перекладывают покупки из тележки. Мужчина машет рукой, когда Таня отъезжает, а затем садится в кроссовер.

Я нагоняю его уже на выходе с парковки. Живи мы в большом городе, кроссовер быстро набрал бы скорость и скрылся от меня. Но здесь везде ограничения, и маневренность моего скутера позволяет мне проехать напрямую по узким переулкам.

Сам не понимаю, почему слежу за этим человеком. Вероятно, боюсь, чтобы он не сделал ничего предосудительного. Этот мужчина ‒ новое лицо в моем окружении, а, зная людскую натуру, я заранее готов предположить, что он тоже не святой. Рано или поздно и в нем проявится нечто. Как на старой фотографии. Жизнь – тёмная комната, залитая красным светом, приглядись внимательней и увидишь веревки с развешанными на них негативами.

Кроссовер останавливается в нескольких кварталах от супермаркета. Просто замирает и всё, выходить из него никто не собирается. Могу только предположить, что водитель разговаривает по телефону. Хотелось бы удостовериться точно, не я не решаюсь подъехать ближе ‒ меня не должны заметить.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь определить, где мы находимся, и почти сразу прекрасно понимаю, где. Мне знаком этот дом, он принадлежит Сандерсам. Глава семьи ‒ довольно успешный писатель, его жена ‒ чересчур активная домохозяйка, а их старший сын ‒ последний обвиняемый, которому судья никак не может вынести приговор. Я даже прекрасно знаю, где расположено окно его комнаты.

Смотрю в ту сторону против собственного желания и вижу самого Дерека Сандерса. Он выглядывает, машет кому-то рукой, но точно не мне. Последняя мысль вызывает ироничную улыбку. Думаю, Сандерс очень удивился бы, обнаружив меня сейчас недалеко от собственного дома.

Хлопок автомобильной двери заставляет отвести взгляд от окна. Водитель кроссовера всё-таки выбирается из своей машины, переходит через дорогу и уверенно направляется к дому Дерека. Его впускают, а я не успеваю рассмотреть, кто.

Жаль, что невозможно пробраться внутрь, а снаружи больше не происходит ничего особенного. Занимаю выжидательную позицию за кустами, поставив скутер на подножку.

Следующий час тянется невообразимо долго. Я уже готов уехать, когда до меня доносится непонятный шум, грохот, звон разбитого стекла. Во всём доме гаснет свет.

Что там происходит?

Нестерпимо хочется сорваться с места и бежать, чтобы заглянуть внутрь дома – узнать. Узнать всё! Хватаюсь за ветки ‒ может так получится устоять на месте? ‒ но они ломаются под пальцами, и что-то острое вонзается в ладонь, прожигая острой болью. Вскрикиваю, не в состоянии удержаться и… Больше не могу стоять! Всё-таки бегу к дому.

Но тут тишину разрывает вой сирены, ударяет в уши и словно отбрасывает меня назад. Я не понимаю, что происходит. В голове будто играет эмбиент, порождая тревогу, окружающий мир воспринимается как картинка в калейдоскопе: рассыпается на элементы, а потом складывается в причудливые узоры.

Когда парамедики заходят в дом, дверь остаётся широко открытой. Её проём притягивает меня. Подкрадываюсь ближе, насколько возможно и прячусь за машиной. Отсюда ничего не видно, но зато изнутри долетают голоса. Слов не разобрать, а от тембров, от интонаций только разрастается тревога. Но я ведь ни при чём, я только наблюдаю, да и приговор ещё не вынесен.

Первым появляется водитель кроссовера. Он разговаривает по телефону:

‒ Да? Сейчас не могу. Вот совсем не могу! Тут такое!

Что? Что он имеет в виду?

Не успеваю мысленно закончить вопрос, как в дверном проёме возникают парамедики, выкатывают носилки. На носилках лежит… Дерек?! Судя по фигуре, по одежде ‒ это действительно он. А вот лицо… Что с его лицом? Сплошное багровое месиво…

Лицемерие, двуличие. Разоблачить? Сорвать маску? Но это ведь просто слова! Я же… я… В моих планах ничего подобного не было! Только припугнуть, немного проучить их обоих.

‒ Надо предупредить, ‒ напряжённо произносит один из парамедиков. ‒ Понадобиться кровь для переливания. Срочно!

‒ С парнем будет всё в порядке? ‒ хватает его за рукав водитель кроссовера.

А тот сдержанно отвечает, честно и откровенно:

‒ Сложно сказать. Состояние тяжёлое, большая кровопотеря.

Его слова оглушают меня. В сознании что-то пульсирует, отдаётся невыносимой болью: «Дерек может умереть».

Но я ТАКОГО НЕ ХОТЕЛА!

Ночь растеклась огромной глянцевой кляксой. Эмберли казалось, что она и глаз не сомкнет. Она пыталась дозвониться до Макфарлана, но вежливый голос без интонаций тупо твердил, что абонент в данный момент не может ответить на ее звонок и предлагал перезвонить позже или оставить сообщение.

Девушка пыталась доказать матери, что её приятель мог оказаться не просто свидетелем, а очень даже причастным. Но Таня упорно не хотела верить и тоже как заведённая твердила о том, что дочери надо успокоиться, что она слишком переволновалась и плохо соображает, и снова подсовывала успокоительное.

Окончательно вымотавшись, Эмберли всё-таки заснула, и как итог, всю ночь ей снилась какая-то тягостная муть, в результате чего вид ее с утра был, как у конченной наркоманки. И если бы она не надеялась услышать хоть какие-нибудь последние новости про Дерека, точно бы осталась дома. Хотя, кому какое дело, как она выглядит! Может, у нее грипп.

Школа встретила Эмберли пустым холлом. Порадовало, что обошлось без растянутого баннера, на котором Дерек красовался бы без глаз или без пальцев или с культей вместо ноги. Что с ним конкретно случилось, Таня не знала, но воображение Эмберли уже нарисовало миллион разных вероятностей, одна другой страшнее.

Девушка прикинула всех, у кого можно узнать, насчет Сандерса, и первой в ее мысленном списке оказалась, конечно, Одри. Но вопрос: захочет ли она общаться? Наверняка ведь, злится. Ну и кто тогда следующий? А потом… потом, без сомнения, друзья Дерека.

Ни с одним из них Эмберли особо не общалась, но, в конце концов, они уже несколько лет посещают одни и те же модули. Спросить у них? Или все-таки не стоит? Посчитают, что она безответно втрескалась. Хотя вообще-то… это правда.