Проклятый наследник - Лаура Кнайдль

Фейри не повиновались, и двое гвардейцев молча толкнули их. Они заставили пленников опуститься на колени, а потом опустили их головы так низко, что арестованные могли бы лизнуть сверкающий мраморный пол тронного зала. Фейри боролись с этим подчиняющим воздействием и оковами на руках и ногах, которые мешали им воспользоваться своими магическими умениями. И все же они не могли ничего сделать против обученных воинов и Олдрена. Наконец гвардейцы отпустили их головы, и арестованные вскочили на ноги, неспособные дольше стоять в своих унизительных позах. Мужчина плюнул на пол. Тотчас же он получил сзади удар сапогом в спину и рухнул лицом вперед на полированные каменные плиты. Звук удара эхом прокатился по пустому тронному залу, и Киран услышал хруст сломанного носа. Гвардейцы, потянув фейри за оковы, снова вернули его в вертикальное положение. Кровь капала из носа арестованного и успела попасть на мрамор прежде, чем рана успела зажить. Киран был бесстрастен. Почему эти допросы никогда не могли пройти мирно?

– Назовите ваши имена, – потребовал Олдрен, не затронутый этим инцидентом. В этом не было ничего нового. Он был сыном герцога более ста лет. Олдрен вырос в замке, получил образование гвардейца, а затем поступил в одну из средних академий. Он, наверное, уже видел и делал то, что Киран даже не мог себе представить.

Оба пленника продолжали молчать, но, когда один из гвардейцев встал между ними – его присутствие представляло для них угрозу, – женщина все же заговорила:

– Я Аланна, а это мой партнер Риордан.

Аланна и Риордан. Киран предпочел бы, чтобы Олдрен не спрашивал у пленников, как их зовут. Принц не хотел этого знать. Не зная их имен, он мог бы обращаться с ними просто как с недобросовестными преступниками. Но теперь Киран думал о том, что эти имена были выбраны родителями арестованных. Родителями, которые будут скучать по своим детям. Детям, которые уже прожили свою жизнь.

– Вы были арестованы при попытке проникнуть во дворец, – продолжал Олдрен, и его полные презрения голубые глаза сверкали от негодования. – Когда вас обнаружили, вы хотели сбежать, и у вас отобрали вот это.

Он потянулся к карману своего мундира и вынул флакон, наполненный красной жидкостью, с виду похожей на вино.

– Яд, – пояснил фейри, словно это не было понятно всем присутствующим. – Что вы можете предложить в свою защиту?

Пленники посмотрели друг на друга и обменялись взглядами, словно в немом разговоре. Женщина нахмурилась, а мужчина покачал головой – в ответ на вопрос, который так и не был задан. Киран не мог не задуматься, как долго уже эти двое были парой; конечно, не меньше нескольких десятилетий.

– Так что же? – сурово спросил Олдрен. Его голос был похож на лай кровавых гончих, которые каждое утро гнали по облачному лесу, чтобы держать эльв подальше от Нихалоса. Киран каждый раз чувствовал раздражение от того, что его лучший друг так строг и трезв. Олдрен, которого он знал, был сердечным, заботливым и добрым. Каждый день на рассвете он приносил из кухни фрукты и орехи, чтобы кормить птиц. Но в этот момент в фейри не было ничего от Олдрена, который проводил свои утренние часы, ухаживая за туканами и арами, жившими в королевских садах. Он надел маску и играл роль, точно так же, как это сделал сам Киран. Никто, кто смотрел на принца в этот миг, не мог догадаться, что в нем действительно происходило. Лицо наследника трона было невыразительным, его глаза опустели, а на губах покоилась возвышенная улыбка, такая же, какую принц видел у своего отца. Раньше Киран предполагал, что тот был просто счастлив. Сегодня он знал, что только эта улыбка помогала скрывать истинные чувства.

– Мы просто хотели защитить наш народ. От него, – наконец ответила Аланна, задрав подбородок, и уставилась на Кирана. Ее острый взгляд был пронизан леденящим холодом, от которого принцу стало трудно дышать. Он знал, что в силу возраста многие фейри считали его недостойным трона, но что-то знать и видеть это своими глазами было далеко не одно и то же.

– Таким образом, вы не отрицаете того, что планировали нападение на принца? – спросил Олдрен.

– Нет, – ответил Риордан. Киран не знал, была ли честность этих двух фейри глупостью или же смелостью. Они знали, какое наказание ожидает их за покушение на убийство принца, потому что, как правило, фейри не держали пленных. Это было слишком утомительное и дорогостоящее предприятие для людей, которые жили несколько веков.

Олдрен медленно кивнул. Расправив плечи, он выжидающе обернулся к Кирану. Его напряженное лицо было единственным свидетельством того, что все происходящее нравится ему так же мало, как и самому Кирану. На самом деле он должен был быть счастлив. Все были живы, доказательства ясны, и у него было признание, которое не оставляло сомнений в виновности заключенных. Тем не менее слова шли из его рта. Но какой еще у принца был выбор? Если Киран отпустит их, они вернутся, и кто знает, кому тогда достанется их яд?

Краем глаза Киран мог видеть, как мать хмурится от его нерешительности, может быть, она боялась, что сын мог сделать что-то глупое, необдуманное, и, вероятно, она была права. Он откинулся на своем троне, изо всех сил пытаясь сохранить бесстрастное лицо, произнося свои следующие слова:

– Отравить его! Только его. – Киран с притворной скукой указал на Риордана.

Фейри не стал паниковать, как делали большинство арестованных после объявления своей казни. Он оставался совершенно спокоен, и тонкая улыбка заиграла на его губах. Мужчина не старался скрыть за этой улыбкой свой страх, за ней была только благодарность.

– Нет! – взревела Аланна, вырываясь из оков. Слезы покатились из ее глаз, а тело забилось в конвульсиях. – Так… так не пойдет. Вы не можете только… Яд был моей идеей. Я хотела убить вас. Если вы казните Риордана, то и меня тоже. Это будет просто справедливо.

– Дело тут не в справедливости, – ответил Киран.

Он знал, что должен убить и ее. Уничтожить эту фейри, так как она была риском для его жизни. Но принц ненавидел казни, а таким образом Аланна могла не только жить, но и считать смерть Риордана предостережением, как и все остальные повстанцы.

– Но…

– Никаких «но», – прервал фейри Олдрен. – Никто не смеет возражать принцу.

– Я не хочу…

– Молчи, – сказал Риордан. Его голос был менее резким, чем у Олдрена. – Все нормально.

– Ничего не нормально, – сказала Аланна. Она закрыла глаза, и слезы катились у нее по щекам. Ее боль казалась такой невыносимой, что у Кирана перехватило дыхание. Принц понимал ее и осознавал, почему смерть казалась ей в этот момент более привлекательнее жизни без своего партнера.

Олдрен, все еще державший в руках бутылку с ядом, едва заметно кивнул и подошел к осужденному. Один из гвардейцев покинул свое место и встал позади Риордана. Он хотел удержать его голову в руках, чтобы предотвратить сопротивление.

– Нет, – сказал преступник, – я не буду вырываться.

Неуверенный взгляд гвардейца обратился к Кирану. Принц кивнул, и гвардеец отступил на шаг. Каждому живому существу должна быть предоставлена возможность сохранять собственное достоинство, даже во время казни, считал Киран. По этой причине последние несколько месяцев он не разрешал проведения публичных экзекуций. Он был свидетелем таких казней под руководством своего отца и полагал, что, пожалуй, не было ничего более унизительного, чем незадолго до кончины быть оскорбленным худшими словами, которыми обладал словарный запас волшебного народа.