Принцесса и чудовище - Роман Афанасьев

— Помните, Корд. Служение и умение не задавать лишних вопросов есть благо.

И вышел, захлопнув за собой дверь.

Демистон медленно опустился на стул, не слушая жалобное скуление Горана, предвкушавшего прогулку нагишом по Риву и проклинавшего крыс и интендантов. Корд не слышал ни единого слова из его жалоб. Он думал о заговорщиках.

Командир городской стражи полковник Мерд один из них. Он — знает.

* * *

Их встретили у Третьей заставы — каменной башни, возвышавшейся над проезжим трактом, словно скала. Дорога была перегорожена длинной стеной с огромными воротами. Стена скорее имела символическое значение — она осталась от маленькой старой крепости, когда-то защищавшей подходы к столице. Сейчас же остатки крепостной стены служили границей — за ней фактически начинался Рив, дальше, вдоль дороги, уже ютились редкие дома ремесленников и мастерские.

Отряд, возглавляемый Сигмоном, ехал медленно, держась обочины. Им уже встречались верховые, да и крестьяне с ближайших деревень везли на телегах в столицу свои нехитрые товары — на продажу. На дороге становилось тесно.

Но едва с башни завидели гостей, как за стеной пропела труба. Из ворот выехал конный отряд — десяток пограничных стражей в парадных мундирах, сиявших золотым шитьем. Быстро, но без суеты, они заставили проезжих прижаться к обочине, освобождая путь прибывшим издалека.

Возглавлял отряд бравый полусотенник. Уже в годах, с сединой в длинных усах, он без труда опознал в Сигмоне главного и подъехал ближе.

— Граф Сигмон Ла Тойя? — осведомился он, пожирая глазами золотой медальон королевского гонца, блестевший на черном плаще.

— Да, — коротко отозвался Сигмон.

— Госпожа Борфейм с вами?

— Герцог Борфейм и госпожа Вэлланор в экипаже.

Полусотенник расплылся в улыбке, и кончики длинных усов запрыгали вверх и вниз, как веточки, потревоженные птахой.

— Заждались уже, — прогудел он. — Встречаем! Сейчас во всей красе…

— Никаких встреч, — отрезал Сигмон. — Немедленно во дворец. Дорога была трудной, и гости утомились.

Пограничный страж тяжело вздохнул — видно, лелеял мысль оказаться первым из военных, кто поприветствует новую королеву в столице. Возможно, даже желал засвидетельствовать свое почтение лично — когда еще такой случай представится.

— Проследите за дорогой, — шепнул ему Сигмон. — Пожалуйста. Мы действительно очень устали.

Полусотенный скользнул взглядом по измученному лицу королевского гонца, по мятому плащу, по сапогам, на которых еще виднелись потеки крови. Глянул на перевязанную руку капитана Паркана, что держался рядом, и сразу подобрался.

— Это мы с пониманием, — прогудел он, — сейчас устроим.

Конный отряд полусотенника, повинуясь приказам командира, разделился. Пятеро конных отправились вперед расчищать дорогу, еще пятеро замкнули колонну, словно прикрывая экипаж от атаки с тыла. Северяне по-прежнему плотным кольцом окружали карету, так что полусотенный, пожав плечами, остался рядом с Сигмоном и Парканом, сделав вид, что так все и задумывалось.

Теперь отряд двигался быстрее — завидев конных в парадных мундирах, встречные сами стремились побыстрее убраться с их дороги. Никого и подгонять не пришлось. Путники, собиравшиеся на обочинах, уже начинали перешептываться, и Сигмон знал, о чем они говорят.

Невеста короля прибыла в Рив.

Прибыла. Осознав это, Сигмон только сейчас понял, как он напряжен, и впервые за последние сутки вздохнул с облегчением. Он выполнил свое задание — принцесса доставлена в столицу, и ему не пришлось никого убивать. Почти никого. Во всяком случае, никого из тех, кто этого не заслужил. Не было никакого бунта черни, не было крестьян с вилами и случайных прохожих, не вовремя решивших поглазеть на заварушку…

Сигмон выпрямился в седле, запрещая себе даже минутный отдых. Путь еще не окончен. Вон впереди и толпа крестьян, вон и зеваки, что уже забираются на крыши домов, чтобы поглазеть на невзрачный экипаж. Может случиться всякое…

Граф положил ладонь на рукоять меча, но так ее и не сжал. Чувство близкой опасности отступило. Не было никакого намека на кровавую схватку. Зверь мирно спал, на душе — спокойствие. Спутники довольны и уверены в себе. Паркан ехал рядом, мирно покачиваясь в седле, и уже клевал носом, то засыпая, то просыпаясь. Полусотенник, ехавший с другой стороны, только сейчас перестал оглядываться на экипаж с будущей повелительницей и теперь пожирал глазами своего загадочного спутника. Ему очень хотелось узнать, что же случилось в дороге, но он не решался расспрашивать королевского гонца. Да и на ответ не стоило надеяться — опытный полусотенник прекрасно понимал, что ответов он не дождется.

Ла Тойя отпустил рукоять меча. Все тихо. Но почему так тревожно на душе? Что беспокоит его… Что? Да сотня вещей сразу — от неуклюжего поцелуя северной девчонки до засады в придорожном трактире, в которую он так глупо попался. Но сейчас он просто не мог о них думать — сил хватало лишь на то, чтобы держаться в седле. Болели раны: грудь и бок жгло огнем, раны от стрел уже затянулись, но зудели, словно сбрызнутые кислотой. Голова болела — то ли от кровопотери, то ли от простой усталости. Сигмон вдруг остро ощутил, что он не всесилен. Что он — простой смертный, просто чуть быстрее и живучее, чем другие. Он так и не стал настоящим чудовищем — в чем черпал утешение, но и не приобрел настоящего могущества, как всесильные маги, что в одиночку останавливали целые армии врагов. Он просто солдат… Просто гонец, вестник, который не дотягивает даже до наемного убийцы, потому что хронически не способен пойти наперекор своей совести. Где его место? Здесь, на службе у короля, он чувствовал себя нужным. Чувствовал себя полезным. Его уродство оправдывало себя, потому что служило на пользу людям, а не только владельцу. Но как все сложится теперь, когда в замке появится эта северная птичка, что прижималась к нему в лесу — испуганная до полусмерти, отчаявшаяся, никогда не видевшая настоящего тепла и света даже от собственных родителей.

Сигмон замотал головой. Нет, не сейчас. Стиснув зубы, он взглянул на дорогу, отмечая опасные скопления посторонних на обочинах. Привычно просчитал возможные варианты атаки и обороны, составил план отступления — в группе и в одиночку, — припомнил план местности и проложил путь бегства до ближайших застав. Мысленно отметил для себя места, где можно затаиться, где лучше всего укрываться днем, а где ночью… А потом его фантазия истощилась.

Опустив плечи, он просто старался держаться в седле и не думать ни о чем. Его плащ скрывал разодранную в клочья одежду, но со стороны казалось, что гонец, едва ли не с головой завернувшийся в плащ, скрывает под ним какое-то оружие. Его бледное до синевы лицо с заострившимися скулами было чисто вымыто, но появившаяся щетина придавала Сигмону зловещее выражение театрального злодея. Шляпу он так и не нашел, поэтому черные густые волосы опускались едва ли не до плеч, угрожающе колыхаясь всякий раз, когда Ла Тойя поворачивал голову, чтобы поподробнее рассмотреть какую-нибудь подозрительную физиономию, мелькнувшую в толпе. Под его взглядом толпа расступалась, прятала глаза и старалась побыстрее разойтись. Никто не сомневался, что черному всаднику ничего не стоит быстро распахнуть плащ и всадить стрелу из припрятанного арбалета в несчастного, который будет слишком нагло глазеть на проезжающий отряд.