Вход не с той стороны - Александр Башибузук

Мы все-таки долетели. Вертолет, чадивший как паровоз, рухнул на посадочную площадку. К нам никто не спешил, потому что в вертолете разбило рацию, а наши рации диспетчерская почему-то не слышала. Ночь, скорее всего, на вышке никого и нет. Я вылез из вертолета и уставился в сторону города. Больше никто ко мне не присоединился. Ричард потерял сознание, Инга и Герда не могли шевелиться, потому что у Инги нога стала похожа на слоновью, у Герды плечо опухло до подушечного размера, а еще они были пьяны, как портовые грузчики. Я стоял и смотрел, и, наконец, увидел бегущих к нам от вышки людей.

Что было потом, я помню очень смутно. Нас везли в больницу, Инга и Герда матерились, как сапожники. Потом меня водрузили на операционный стол и вырубили наркозом, очнулся в больничной палате, со своими женщинами рядом. По левую сторону кровать Инги и она сама с ногой в гипсе, по правую — койка с Гердой. Этой заковали в гипс и шею, и плечо. Она сползла с кровати и крепко меня поцеловала, два раза. Один раз за Ингу. Та сползти не могла, костыли еще не принесли.

Чувствовал я себя совершенно невменяемым. Раны не болели, но голова была похожа на пустое ведро, ржавое.

Пришел милейший и импозантнейший мсье де Бюсси. Точнее, Жак Арман де Бюсси, основатель и бессменный главный врач городского госпиталя, и, перемежая свою речь французскими аналогами нашего мата (я немного знаю французский язык), пояснил, что с нами все нормально, и через неделю он даже разрешит нам ходить. Но если мне еще раз придет в голову подвергнуть опасности этих прелестных дам, то он меня вызовет на дуэль и застрелит, потому что он француз, следовательно, по определению бретер и дуэлянт.

— Жак, — я с ним познакомился на вечеринке в честь счастливого спасения четы фон Валенштедт, значит, мог так его называть. — Вызовешь, я не против. Что с дамами?

— Да у…

— Не беспо…

— Девушки, тихо. Я верю, — твердо сказал я, в сумасбродстве своих женщин сомневаться не приходилось, имелись на то основания, — но все же хочу услышать врача.

— У мадемуазель Ингеборги смещение коленной чашечки и растяжение, а у мадемуазель Гертруды вывих плечевого сустава с разрывом плечевой сумки. Не беспокойтесь, Юрий. Красота не пострадала, и через пару недель они смогут танцевать. А у вас, Юрий, дырка в боку с мой кулак, и нога поцарапанная. Из чего по вам стреляли, из авиационных пушек?

— С нами все хорошо, любимый, — это Герда.

— Правда, — это Инга.

— Что с Ричардом?

— С Ричардом все нормально. Я, правда, посадил рядом с ним сиделку, молодой человек рвется снять бинты и посмотреть в зеркало. Из его физиономии я удалил кучу осколков, но он будет выглядеть почти пристойно. Между прочим, тут к вам целая делегация. Пускать?

Конечно, пускать.

Ворвались первыми Руди, Ольга и Курт. Курт рявкнул в коридор и прижал дверь спиной.

— Дети мои… — это Ольга.

— Дети мои… — это Руди.

— Не ррыдать. Это солдаты, а не зеленое дер-рьмо… Дети мои… — это Курт.

Убедившись, что мы живые, и нарыдавшись, Ольга и Руди утёрли слёзы, а Курт попытался засунуть мне под подушку фляжку с коньяком, был уличен и отступил на перегруппировку. Валенштедты заявили, что до нашего выздоровления никуда не едут, а завтра забирают всех на биологическую станцию. Курт поддержал. После этого они удалились, оставив несколько корзин с едой и фруктами.

Следующими в очереди оказались ван Рюйтер, майор Мерфи и Джозеф Окочукво, то есть представители силовых ведомств города.

Выслушали причины столь печального нашего состояния, попеняли нам нашей самодеятельностью, но выразили признательность и все такое. Пленные шпионы, сидели в полицейском участке, участь их пока была не решена. Ван Рюйтер предлагал повесить при общем стечении народа, Мерфи считал, что следует на рассвете расстрелять взводом солдат, а Окочукво настаивал на принесении в жертву богине Малинде.

Я попросил пока, до разговора с нами, не принимать окончательного решения, у меня назрели некоторые мысли, а потом поделить на три части и сделать с ними все, что хотят уважаемые джентльмены. Все были простотой и изяществом решения удовлетворены, мы еще немножко поболтали, и нас оставили в покое, заверив в глубочайшем уважении и всяком таком прочем.

Потом секретарша Инги принесла отчет по деятельности представительства и заверила, что все с нетерпением ждут, когда начальник появится на работе. Нанесли кучу подарков, на чём день и закончился.

На следующий день после перевязки нас действительно в полном составе перевезли на биологическую станцию, где окружили заботой и комфортом. Мы почти сразу начали вставать с постели, но, сами понимаете, были далеко не в форме. За Ингой по утрам приезжала машина из представительства, ее загружали и увозили на работу. Отчет об операции с приложением видеозаписи и аналитической справки о последствиях она отправила еще в первый день. Оказалось, что Герда камеру после ликвидации не выключила и продолжила съемку в лодке и вертолете. Получился жутковатый фильм, претендовавший на Оскар, если, конечно, такую премию введут на Новой Земле. Там было все — и попадание пуль в главарей, и сумасшедший спуск со скалы и моя невозмутимая морда, когда я палил по лодкам, сами лодки и выпадающие из них стрелки. Было бегство по протокам, был Томас, руливший лодкой, были я и Яцек, тащившие Ингу в вертолет. Был взлет и стук пуль по вертолету, мертвый Томас и попадание пуль в Яцека, я, перевязывающий раны. Сама Герда рассказала, что не помнит, как снимала, но камера все зафиксировала. Мы себе скопировали запись, чтобы помнить людей, которые погибли, за нас погибли.

Отчет ушел, а мы выздоравливали, по ночам предаваясь всем доступным телесным радостям. Мы втроем превратились в единое целое и уже не мыслили существования друг без друга. Руди и Ольга, конечно, все понимали, но вида не показывали и по-прежнему были трогательно заботливы. Мы очень сблизились с ними и Куртом. Старик навещал нас каждый вечер.

Инга еще в первый день после выхода на работу привезла двести тысяч экю, наш гонорар, и еще пятьдесят тысяч, которые она умудрилась списать под эту операцию. Потом положила еще одну пачку денег на кровать.

— Это… это мои личные деньги. Здесь немного. Всего двадцать восемь тысяч… я… я бы очень хотела быть с вами всегда. Это мой вклад в семейный бюджет. Возьмите меня к себе.

Я не знал что сказать. Просто тупо сидел на кровати и смотрел на Ингу.

Герда, как всегда, оказалась сообразительней. Она обняла Ингу, и они вместе немного поплакали. Потом Герда так на меня глянула, что я поспешил присоединиться к ним, плакать не стал, но шептал девушкам всякие глупые слова.

— Чего ревете… все же хорошо… я люблю вас… хватит, в конце концов.