Закрытые. Жизнь гомосексуалов в Советском Союзе [litres] - Рустам Александер

оставалась частой темой для обсуждения в контексте СПИДа, и после многих десятилетий ущемления свобод и цензуры амбициозные журналисты горбачевской эпохи были не прочь поднять ее снова.

Журналист «Литературной газеты» Олег Мороз заинтересовался темой СПИДа и его влияния на социальные отношения с тех пор, как в начале 1987 года стал получать письма от читателей с жалобами на недостаток публичной информации о вирусе, и особенно – о его социальных аспектах. Хотя поначалу Мороз, как и большинство его читателей, не испытывал особой симпатии к представителям «группы риска», вскоре он изменил свое мнение. Это произошло после того, как ему стали приходить анонимные письма от гомосексуальных мужчин, в которых они делились печальными историями своей жизни и рассказами о том, как СПИД отравил их и без того несчастное существование. Одно из них особенно тронуло Мороза – это было письмо от матери человека, которого посадили за мужеложство:

Я мать троих детей, женщина, и мне очень трудно писать об этом, но и молчать тоже нелегко. В таких вопросах советчиков не найдешь, не с кем и поделиться, не у кого спросить, как жить дальше, что делать.

Хочу рассказать о своем сыне Игоре. В детстве он мне не доставлял никаких хлопот. Закончил школу с отличными оценками, отслужил в армии. Затем поступил в институт, закончил его с отличием. Постоянно выполнял различные общественные поручения. Всегда был активен, жизнерадостен, эрудирован, общителен. Легко находил контакт с людьми. Они всегда к нему тянулись. Но, сказать по правде, близких друзей у него не было. Я начала ему говорить, что пора обзавестись семьей, привести в дом жену. Но он уклончиво отвечал, что еще рано, что он не готов к семейной жизни, что хочет посвятить себя науке и все в таком роде. Я не настаивала.

И тут – как гром среди ясного дня! Меня вызывают в РОВД не то как на допрос, не то чтобы я узнала, кто есть на самом деле мой сын. Оказывается, один из его знакомых попал в кожвендиспансер с венерической болезнью. При выяснении контактов он назвал моего сына и рассказал, что был с ним в гомосексуальной связи.

Начались допросы, очные ставки. Игорь не выдержал и хотел покончить жизнь самоубийством. Его спасли. Я плакала, просила, чтобы он остался жить хотя бы ради меня. И он пообещал мне это. Исключили из партии. Уволили с работы по статье. Закончилось следствие. Следователь состряпал дело на 20 листах. Все, что мог, туда наплел. Ведь знал, что никуда не пожалуешься, будешь молчать, если хочешь, чтобы меньше людей знало. На суде, если это можно назвать судом, никаких оправданий не слушали, присудили ему год заключения.

Когда я подошла к прокурору и сказала, что будем жаловаться и подавать апелляцию, он ответил: «Что ж, жалуйтесь, если вам не стыдно», – а потом добавил, что он такую мразь вообще расстреливал бы.

Не скажу, что я испытываю симпатию к такому явлению. Но я мать, и мне, может, еще больше жаль такого ребенка. Ведь потом он мне рассказал, что это влечение исходит помимо его воли. Что по-другому он не может. Не оттого, что он испорчен, извращен, а оттого, что это его потребность. И если он даже будет жить на безлюдном острове, все равно другим не станет.

Через год Игорь пришел из заключения. В настоящее время он рабочий. Он остался таким же добрым и чутким, незлым к людям. Но это все равно уже не тот человек. Мы, родные, близкие, соседи, к нему относимся по-прежнему. Пытаемся сделать вид, что ничего не произошло, все забыто, все осталось в прошлом. Но он-то знает, что на самом деле это не так.

Я хотела узнать, что же это – болезнь или действительно преступление. Литературы по этому вопросу так и не нашла. Только узнала, что таких людей немало. Что к ним отношение особое. Но почему так! Разве нельзя иначе! Почему наука еще не сказала своего объективного слова по данному вопросу! Надеюсь, что кто-то из ученых выскажет свое слово на страницах вашей газеты.

С уважением, К.

К сожалению, по известной причине назвать своего имени и домашнего адреса не могу. Работаю экономистом, г. Одесса. Имя сына вымышленное. Все остальное правда[344].

Письмо потрясло Мороза до глубины души и заставило его начать работу над книгой под названием «Группа риска», в которой описывалась жизнь советских гомосексуалов, наркоманов и секс-работников и приводились беседы и неформальные интервью автора с ними[345]. Нигде ранее в советских СМИ таким людям не предоставляли трибуну, что делало работу Мороза еще более сенсационной.

Чтобы разыскать гомосексуальных мужчин для интервью, Мороз связался с врачом Вадимом Покровским, одним из ведущих советских специалистов по СПИДу. Тот пригласил Мороза в свою больницу и познакомил с пациентами: Алексеем, Михаилом и Павлом. Все они были открытыми гомосексуалами в возрасте около тридцати лет, и у каждого из них был диагностирован СПИД. Когда Мороз увидел их впервые, его поразило, насколько они отличались от стереотипного представления о «типичном гомосексуалисте» с мягким женским голосом и поведением. Все мужчины выглядели вполне обычно, и Мороз поймал себя на мысли, что никогда бы не предположил, что они гомосексуалы, не скажи они об этом сами. Они производили впечатление интеллигентных и начитанных молодых людей. Михаил работал инженером и даже имел семью и двоих детей. Говоря о диагнозе, они использовали сложную медицинскую терминологию, и по их речи было ясно, что они имеют высшее образование. «Вот тебе и советская пропаганда, которая всегда выставляла гомосексуалистов развращенными деградирующими личностями», – подумал Мороз. Михаил, Павел и Алексей согласились на интервью, которое Мороз провел в коридоре больницы.

– У вас было много сексуальных контактов? – спросил Мороз у Михаила, надеясь, что вопрос не прозвучал слишком прямолинейно.

– Ну, если хотите знать… лет с шестнадцати, думаю, человека три в месяц, – задумчиво ответил Михаил.

– Новых?

– Иногда новых, иногда тех же самых… Может быть, скорее два в месяц, – протянул Михаил, все еще припоминая.

– Менять по два-три партнера в месяц… Вы считаете, это нормально для гомосексуалиста? – спросил Мороз, пытаясь скрыть удивление.

– Я считаю, не только для гомосексуалиста, – вклинился Алексей. – Это вообще нормально… Для нормального молодого человека, независимо от того, кто он.

– Обычные мужчины и женщины меняют партнеров не реже, чем гомосексуалисты, – добавил Михаил.

«Не согласен, – подумал Мороз. – Гомосексуалисты, как правило, чаще».

– Здесь, во-первых, социальные условия играют роль… – попытался объяснить Алексей. – Если бы у меня была квартира, я бы, конечно, не бегал бы… а жил бы с одним человеком…

– Да, если бы у нас было как