Денис Давыдов - Александр Бондаренко

Историк оценивал это так: «В состав коалиции вошли четыре нации: русские, пруссаки, австрийцы и шведы — армиями же командовали пруссак, австриец и швед (к тому же француз по происхождению). Русские войска, сокрушившие за год до того Наполеона во всей силе и величии, должны были играть роль пушечного мяса под командованием иностранных генералов, всегда ставивших их в самые гиблые, пусть и самые почетные места. Сказалась одна отрицательная черта Александра I: всегда отдавать предпочтение иностранцам…»[315]

К сожалению, подобную «болезнь» русских правителей можно назвать не только наследственной, но и неизлечимой — при любой общественной формации.

Ну а Денис вновь начал воевать на прежней строевой должности.

«Поступив в отряд других начальников, Давыдов участвовал в отряде генерал-майора Ланского в делах: апреля 21-го под Пределем, 22-го под Гартой, 23-го под Эцдорфом, 24-го под Носсеном, 25-го под Юбигау, 27-го под Дрезденом, май 8-го и 9-го под Бауценом, 10-го под Рейхенбахом и во многих арьергардных делах до заключения перемирия»[316].

После перемирия, о котором рассказывать, в общем-то, нечего, граф Милорадович, в корпусе которого состоял Ахтырский полк, «назначил его командовать отрядом из четырех сводных эскадронов и части Татарского уланского полка. Выражая Денису Васильевичу желание Главнокомандующего иметь сведения о движении и направлении неприятеля, Милорадович писал ему: „Известная мне ваша опытность и усердие к службе оставляет меня в полном уверении, что ваше высокоблагородие употребите всевозможные способы доставлять нам верные сведения о неприятеле и по обстоятельствам действовать ему во фланг и в тыл“… Несколько раз выполнял он поручения Милорадовича, который представлял его к чину, но безрезультатно»[317].

По своему значению граф Михаил Андреевич был в действующей армии вторым лицом — после главнокомандующего, и никакой ревности к Денису или неудовольствия его действиями не испытывал. Человек до расточительности щедрый, благородный и восторженный, граф очень заботился о своих подчиненных — но даже и ему, фавориту государя, ничего не удалось сделать…

Очень возможно, что отношение к Денису со стороны Александра Павловича не было столь однозначным.

«По возобновлении военных действий Денис Васильевич участвовал в делах: августа 15-го под Риотау, сентября 8-го под Люценом, 10-го под Цейцом, 16-го под Альтенбургом, 18-го под Пенигом, 21-го под Хемницем, 28-го под Наумбургом, октября 4-го и 6-го в битве народов под Лейпцигом, 9-го под Козеном и потом во всех авангардных делах до берегов Рейна.

В награду за подвиги, оказанные в 1813 году, он получил Высочайшее благоволение»[318].

А ведь дрался Денис как всегда храбро, и славное его имя воистину гремело в полках русской армии. Биограф Давыдова пересказал такой эпизод, записанный им со слов генерала от инфантерии Ивана Никитича Скобелева, служившего в 1813 году в штаб-офицерских чинах:

«Храбрый Давыдов, удалой наш наездник, умел также мастерски двигать солдат на смерть, и так близко был знаком с делом этого рода, что не уступал в нем славному Кульневу и достоин подражания. Однажды полубатальон какого-то пехотного полка готовился двинуться в атаку; солдаты стояли в строю, недоставало только сигнала.

— Поздравляю, товарищ! с пушками! — провизжал тенором подскакавший Давыдов командиру полубатальона, с которым он водил с давних уже пор хлеб-соль. — У тебя не люди, но орлы быстрокрылые! Для них шутка и слона за ноги, и чёрта за рога! — с этим вместе, выхватя саблю: — Клянусь, — примолвил он, — булатом покойного отца, которым при матушке Екатерине в жилах турок сушил он кровь: пусть ухо мое не слышит военного грома, глаз не видит подвигов храбрых… ужасно! но… пусть, наконец, лишусь я способности различать дым табаку с порохом, если эти молодцы штыками не приколют к груди твоей Георгиевского креста!

В эту минуту получено приказание. Солдаты, желая оправдать пророческие надежды славного гусара, тотчас врезались в середину неприятельского арьергарда, явили редкий пример отчаянной храбрости, отбили пять зарядных ящиков и действительно прикололи своему командиру крест с бантом»[319].

Что ж, не «Георгий» — зато славный боевой орден Святого Владимира 4-й степени с бантом… Достойная награда!

А вот Давыдов, пусть он и сражался, как сам того хотел, «с саблей в руке», наградами был откровенно обижен. Былые товарищи опережали его и в чинах. Мы говорили уже про Чернышёва; к исходу 1813 года генерал-майорами были также кавалергарды Левашов, Бороздин и Платон Каблуков, двоюродный брат Дениса Евграф Давыдов — лейб-гусар, ставший шефом Лубенского гусарского полка… Да и много еще кто из его друзей и сослуживцев! Застревать в производстве для военного человека всегда очень неприятно, а потому Давыдов решился — благо тогдашние правила это позволяли — обратиться к всемогущему графу Аракчееву. Письмо он написал большое, это был воистину крик души, и мы представим всего лишь один фрагмент из него:

«С первого выстрела при переходе Немана до сражения под Бородиным, а потом до берегов Рейна, я не спускал с глазу неприятеля. Вашему сиятельству конечно не безызвестно, что я имел наиопаснейшие, а потому наилестнейшие препоручения, подавши первый прожект покойному кн. Багратиону о действии партизанов и доказав сам на деле выгоды моего предположения. Долго пользовался я признательностию вышня-го начальства; но гнусные интриги заставили меня предстать к покойному фельдмаршалу для оправдания себя за овладение (после десяти часовой битвы) столицею Саксонии, в одно время, как ген. Чернышёв получал 1-я Анны за занятие без выстрела Берлина, а полковник Тетенборн чин за торжественный въезд в Гамбург. Справедливость Царя-покровителя была щитом безпокровного! Я, по Его императорского Величества повелению, воротился к своему отряду, но он уже был отдан другому, что принудило меня, после различных предлогов, одного кривее другого, мне представленных, удалиться в Ахтырский гусарский полк, к коему я принадлежу. Граф Милорадович, в коего корпусе находился полк сей, выбирает меня снова в партизаны, употребляет меня от Лютцена до заключения перемирия по роду службы моей; я имею счастье выполнить несколько раз его повеления, он меня представляет к чину, и я остаюсь опять без награждения. В последнюю кампанию назначаются легкие отряды, которые даются в командование или людям, под моим начальством находившимся, или тем, которым сей род службы вовсе был чуждым; я же, Русский полковник с полком казачьим, поступаю в состав отряда графа Менсдорфа, Австрийского полковника. Сколько ни прискорбно, командовавши сам отдельною частию, находиться под начальством другого; но во всю сию службу, вашему сиятельству объявит сам полковник г. Менсдорф, какими подвигами заслужил я предстательства у Государя Императора и у фельдмаршала кн. Шварценберга, которые также остались втуне.