Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей - Виктор Вилисов

деньги, либо запрашивая убежище в США, либо оставаясь там жить на нелегальном положении, найдя новую подругу и даже заводя других детей. Сеттл цитирует разговор с одной из покинутых кубинских жён, Марисель, которая осталась одна с сыном после того, как муж уплыл в штаты, пообещав забрать её к себе через несколько месяцев, а затем прислал бутылку шампанского и корявое письмо в качестве извинения, исчезнув и не появляясь на момент разговора уже больше пяти лет. Марисель говорит: «Он выпил кока-колу забвения» («He drank the Coca-Cola of forgetting»).

Сеттл пишет, что кубинцы жалуются на исчезновение любви, искренности и солидарности по причине экономического кризиса. «El amor se acabo» — любовь иссякла. Одновременно именно трудовая миграция из бедных или терпящих бедствие регионов часто является выражением любви к семье: покидая её, мужчины и женщины отправляются на рискованные заработки, чтобы обеспечить семью необходимым; когда стоит вопрос о базовом выживании, любовь транслируется через материальное. Истории оставленных жён заканчиваются по-разному; к матери Джейме после его смерти переехали жить её старший сын со своей партнёркой; но мать и невестка не сошлись характерами, и брак её сына развалился. Марисель, наоборот, пришла в себя и стала преподавать испанский туристам, а её сын нашёл себе «суррогатного отца» в лице соседа Марисель — экстравертного квир-мужчины Рафы с макияжем и выкрашенными волосами; Сеттл рассказывает, что в какой-то момент Марисель даже стала прятать свою косметику, чтобы у сына не появилось желания подражать своему товарищу, но между ней и Рафой всё равно завязалась аффективная привязанность, давшая старт новой квирной семье в рабочем округе Гаваны: они сидят вместе, обсуждают своё прошлое, полощут бывшего мужа Марисель и делятся информацией о том, где на чёрном рынке купить курицу.

Никола Маи и Рассел Кинг пишут[174], что на любовь и сексуальность до последнего времени мало внимания обращали исследователи мобильности; они призывают к «сексуальному и эмоциональному поворотам» в изучении миграции, потому что люди, которые пересекают границы или находятся в движении, — больше, чем просто мобильные рабочие внутри глобального капитализма, и больше, чем жертвы войн или политического преследования, осевшие в лагерях беженцев. Они ещё и сексуальные субъекты со своей историей телесности и своими желаниями, в выражении которых им часто отказывают. Мы знаем, что экономическая неустойчивость или бедствия на родине часто вынуждают людей уезжать, но это не единственные причины; любовь и привязанность, как и другие эмоции, находятся в центре принятия решений о передвижении и вообще пространственном поведении человека. Я бы сказал, что мигрировать — это чисто либидинальный драйв продолжать жить; в общественном сознании существует устойчивый образ транснациональных семей и трансграничный брак как способ укрепления своего статуса и положения, но это только один из множества примеров того, как мобильность людей определяется любовными аффектами, как миграция способствует радикальному изменению отношений между людьми и как в этих процессах рождается новое понимание пространственных политик за пределами «оседлоцентризма». Мобильность считается одной из определяющих черт «текучей современности», но она, во-первых, далеко не всем доступна, а во-вторых, продолжает сдерживаться, кроме чисто экономических факторов, идеей националистического и патриотичного субъекта, этноцентризмами и ксенофобией. В одних случаях движение определяется как полезное для государства и человека, в других ровно это же движение стигматизируется. Лавируя между зыбкими правилами, политическими обстановками, чувствуемыми и навязываемыми идентичностями и стремлениями, тела пересекают границы, оставляя или приобретая дом, делая границы более размытыми, расширяя романтическое воображение, формируя тысячи и тысячи разных вариаций транснациональных либидинальных связей.

Кубинские оставленные жёны — не уникальная история. Если загуглить фразу «талак, талак, талак», найдётся довольно много жутких сюжетов о жёнах трудовых мигрантов в Россию из Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. В мусульманских странах Центральной Азии легитимизация брака между мужчиной и женщиной происходит через государственную регистрацию, а также через традиционный обряд никах — религиозный брак. И если для официального развода нужно подавать заявления, то, чтобы освободиться от религиозного брака, в исламе есть специальная формула: муж (как правило, он даёт развод) должен сказать жене лично (а в некоторых течениях ислама ещё и при свидетелях) три раза слово «талак» или «таляк». В цифровом мире это приняло максимально стрёмный характер: мужчины, уехавшие в Россию, стали разводиться с жёнами по вотсапу или телефону. В русскоязычных медиа сюжеты об этом тянутся ещё с середины нулевых; одна из героинь, Саида, в интервью говорит: «однажды утром я просыпаюсь, а на телефоне — „талак, талак, талак“. Зашла к нему в Instagram, стала стыдить — он меня забанил. Денег на детей с тех пор ни копейки не вижу». Если вас когда-то бросали в мессенджере, вряд ли это было приятно. А теперь попробуйте представить, что вы девушка с тремя детьми в Душанбе, ваш муж уехал на работу в Россию — и вы не знаете точно куда; от денег, которые он присылает, ваше выживание зависит или полностью, или на 50–70 %. И затем вам приходит такое сообщение. Если вы живёте в доме мужа или его родственников, скорее всего, после этого вы останетесь без жилья, детей у вас тоже отберут. Найти устойчивую работу вы не сможете, потому что вам, как и большинству ваших соотечественниц, муж запрещал получать образование; найти низкооплачиваемую работу вам тоже будет непросто, потому что за неё огромная конкуренция; уехать в Россию на заработки одной для вас будет означать разрыв со своим социальным окружением (считается, что, уезжая далеко от дома в одиночку, девушка портится), но даже если вы готовы на это, то вряд ли сможете, потому что на вас забота о пожилых родителях, да и технически уехать очень сложно, в первую очередь — просто нужны деньги на дорогу. Допустим, в вашем селе делят землю и у вас есть возможность получить надел, чтобы выращивать овощи; вам дадут самый стрёмный и далеко расположенный кусок земли, который будет тяжело обрабатывать, потому что вас не воспринимают как члена уязвимой группы, которой надо помогать; жена без мужа — «меньше единицы». Вам почти гарантирована депрессия и у вас высокий риск суицида; у вас ограничен доступ к качественной медицине и к психологической помощи; только 10 % из вас смогут получить небольшой кредит в банке для открытия бизнеса на базаре; только 1 % из вас получает помощь от местных и международных организаций; вы почти ничего не знаете ни о миграционных процессах, ни о своём юридическом положении; высока вероятность, что, чтобы прокормить детей, вам придётся заняться секс-работой, что в контексте вашего региона почти гарантирует нежелательные беременности, насилие и стигматизацию.

Основное, что