Мифы и легенды рыцарской эпохи - Томас Булфинч

– Лучше бы мне не родиться! Горе мне, горе, из-за меня погибли люди двух островов.

Она испустила тихий стон, и ее сердце перестало биться. Спутники Бранвен вырыли могилу, похоронили ее на берегу Алау и отправились дальше. По дороге они встретили множество мужчин и женщин.

– Что случилось? – спросил Манавидан.

– Касваллаун,[70] сын Бели, завоевал остров Могущества и коронован в Лондоне.

– А что случилось с Карадоком, сыном Брана, и семью оставшимися с ним на острове рыцарями?

– Касваллаун сразился с ними и убил шестерых, и сердце Карадока разбилось от горя.

Семеро мужчин продолжили путь в Лондон, где по приказу Бендигейда Врана и погребли его голову на Белом холме.[71]

У Пуйлла и Рианнон был сын, которого они назвали Придери. Когда он вырос, его отец Пуйлл умер. Придери женился на Кикве, дочери Гвинна Глоя.

К тому времени Манавидан вернулся с войны в Ирландии и обнаружил, что его кузен присвоил себе его владения. Манавидан впал в отчаяние.

– Горе мне! – воскликнул он. – Нет у меня ни дома, ни места, где бы я мог отдохнуть.

– Господин, не стоит впадать в отчаяние, – сказал Придери. – Твой кузен – король острова Могущества, и, хотя он поступил с тобой несправедливо, у тебя никогда не было прав на эти земли и владения.

– Ты прав, – согласился Манавидан, – но хотя этот человек приходится мне кузеном, меня не радует, что он занял место моего брата, Бендигейда Врана, и я никогда не буду счастлив, живя с ним под одной крышей.

– Нужен ли тебе мой совет? – спросил Придери.

– Да, сейчас я нуждаюсь в совете, – ответил Манавидан. – Что ты хочешь мне посоветовать?

– Мне принадлежат семь частей Диведа, сейчас там живет Рианнон, моя мать. Я выдам ее замуж за тебя, и вместе с ней ты получишь эти семь наделов. Хотя у тебя не будет других владений, кроме этих наделов, это все-таки лучше, чем ничего. Владейте ими с Рианнон в свое удовольствие; и если тебе нужны владения, то земли Диведа не худшие из них.

– Да воздастся тебе добром за твою дружбу! – воскликнул Манавидан. – Я готов отправиться с тобой, чтобы познакомиться с Рианнон и увидеть твои владения.

– Ты правильно решил, – сказал Придери. – Я уверен, что ты никогда не встречал дамы, которая так преуспела бы в искусстве вести беседу, как Рианнон. К тому же в расцвете лет не было женщины красивей ее, и даже сейчас она тебя не разочарует.

Они немедленно отправились в долгий путь и, наконец, прибыли в Дивед. Рианнон и Киква к их приезду уже накрыли столы. Манавидан и Рианнон завели разговор, и Манавидан почувствовал невероятное обаяние этой женщины, оценил ее ум и рассудительность и про себя подумал, что никогда еще ему не приходилось видеть столь утонченной и красивой дамы.

– Придери, – сказал Манавидан, – я последую твоему совету.

– О каком совете он говорит? – спросила Рианнон.

– Госпожа, я посоветовал взять тебя в жены Манавидану, сыну Ллира, – объяснил Придери.

– С радостью соглашаюсь, – сказала Рианнон.

– Я тоже очень рад, – отозвался Манавидан, – и благодарю Господа за то, что у меня есть такой замечательный друг, как Придери.

Еще не закончился пир, а Рианнон уже стала женой Манавидана.

– Продолжайте пировать, – сказал Придери, – а я должен отправиться в Англию, чтобы принести клятву верности Касваллауну, сыну Бели.

– Господин, Касваллаун сейчас в Кенте, поэтому ты можешь еще какое-то время оставаться с нами, – предложила Рианнон.

– Хорошо, я согласен, – ответил Придери.

Закончив пировать, они стали объезжать Дивед, охотились и развлекались в свое удовольствие. Объехав весь Дивед, они поняли, что нет земли, где было бы приятнее жить, в которой были бы лучше охотничьи угодья, столь богатой рыбой и диким медом. За это время Манавидан, Придери, Рианнон и Киква так сдружились, что готовы были не расставаться круглые сутки.

Когда Касваллаун приехал в Оксфорд, Придери отправился туда, чтобы присягнуть ему на верность. Там ему оказали радушный прием, и его поступок был оценен по достоинству.

После возвращения Придери из Оксфорда они опять стали устраивать пиры и развлекаться. Однажды утром после завтрака Придери, Манавидан и их жены в сопровождении свиты отправились погулять и поднялись на курган Горседд-Арберт. Внезапно раздался удар грома, поднялась буря и опустился такой густой туман, что не было видно даже рядом стоящего человека. Когда туман рассеялся, они огляделись, но там, где стояли дома и пасся скот, теперь было пусто: не было ни животных, ни дыма, ни огней, ни людей, ни жилищ, а только опустевший дворец, стоявший посреди безлюдной пустыни. Исчезла свита, сопровождавшая Придери, Манавидан, Рианнон и Кикву. Они остались вчетвером среди безлюдной пустыни.

– Что происходит? – воскликнул Манавидан. – Куда подевалась вся свита? Давайте пойдем и поищем их.

Они пошли в замок, осмотрели зал, обошли покои, но не встретили ни единого человека; в кухне и в погребе тоже никого не было. Тогда они стали объезжать свои владения, осматривать жилища, но не встретили никого, кроме диких зверей. Когда у них закончилась приготовленная для пира еда и все припасы, они стали питаться тем, что давала им охота, рыбалка, и медом диких пчел.

Однажды утром Придери и Манавидан отправились на охоту. Спустив собак, они пошли за ними. Несколько собак, подбежавших к кусту, росшему у обочины дороги, вдруг отскочили, шерсть у них поднялась дыбом, и они подбежали к Придери и Манавидану.

– Давай подойдем к кусту, – предложил Придери, – и посмотрим, что их так напугало.

Стоило им приблизиться, как из кустов поднялся огромный белоснежный вепрь. Собаки кинулись на него, но он немного отбежал от охотников и остановился, не обращая внимания на лающих собак и словно поджидая людей. Когда Придери и Манавидан подошли ближе, он опять отступил, а затем бросился бежать. Они погнались за вепрем и вскоре увидели большой и высокий замок, который стоял там, где раньше они не видели не то что стен, а даже камня. Вепрь забежал в замок, и собаки бросились за ним. Когда животные скрылись в замке, Придери и Манавидан стали думать, как мог на этом месте, где совсем недавно ничего не было, оказаться этот величественный замок. С вершины кургана они стали осматривать окрестности, пытаясь увидеть собак или хотя бы услышать собачий лай, но, сколько они там ни стояли, до них не донеслось ни единого звука.