Стальная роза - Елена Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возьмите щиты! Щиты! – крикнул Мэргэн, стараясь переорать сумасшедший гам. – Щиты в юрте брата!
Только сейчас Яна поняла, что юрта, за которой они невольно остановились, была белой. Привилегия знати, как-никак… Елюй Лугэ сейчас был с защитниками крепости, но в его юрте действительно остались несколько щитов. То ли трофеи, то ли он их коллекционировал, но шесть штук висели на стенах, увешанных согдийскими коврами. Их и позаимствовали. Яна сочла, что ей рюкзака вполне хватит, и велела детям прятаться под щитами.
– С богом…
Дальше бежали молча. Только громко плакала Алтан-одон: погибшая девушка наверняка была ей очень близка. Как бы не сестра, если не родная, то двоюродная. Вскоре стрелы перестали стучать в поднятые над головами щиты, а впереди уже бегали киданьские подростки, подносившие лучникам на стене полные колчаны и уносившие пустые – набивать. Видно, стрельба шла нешуточная, боеприпас не жалели. Яна нашла место, где они не мешали бы мальчишкам-подносчикам, и с облегчённым вздохом уселась прямо на землю. Её семейка добралась сюда без потерь, явно не без помощи высших сил, потому, едва усевшись, она тут же перекрестилась на радостях. Но ничуть не меньшую радость она испытала, увидев, как соседки-кузнечихи, прикрывая себя и детей мешками с добром, прихваченным из дому, начали выбегать из-за юрт. Ну, слава богу, у них сработала программа повиновения приказу. Позже до них дойдёт, что приказ отдала их соседка, а не мужья или начальство, но это будет потом.
Когда осознают, что спаслись.
Чудовище, приползшее из неведомых глубин пространства-времени, сегодня останется без обеда.
Яна, плохо скрывая довольную усмешку, положила рюкзак на колени… и только сейчас поняла, что за удары чувствовала. В плотной синтетической ткани сидели две стрелы, почему-то не пробившие его насквозь. Странно. Шкатулка с ценностями была завёрнута в одежду и лежала на дне рюкзака, тогда как стрелы болтались примерно на середине. Расстегнув «молнию», Яна поняла, почему они так и остались болтаться, не достав до её буйной головушки.
Оба наконечника застряли в свёртке со стальной розой.
«М-да… – подумала она, аккуратно вытаскивая нежданные трофеи. – Вот и не верь в то, что папа говорил…
Ну, одна стрела – это могло быть случайностью. Но чтобы сразу две практически в одно место…»
Стрелы смяли один из внешних лепестков и глубоко оцарапали стебель металлического цветка, но Яна решила, что не будет устранять повреждения. Пусть останутся как память.
Откуда-то пришло понимание, что так будет правильно.
Со стен это виделось не так грозно, как хотелось противнику. Но в том-то и дело, что вид неважен. Важно, что эти лучники делают.
У киданей уже был опыт осад ханьских городов, как удачный, так и неудачный. Но всегда – всегда! – они сначала разбирались с воинами на стенах, а потом уже, если удавалось одолеть защитников, принимались убивать женщин и детей. Теперь же не одно сердце дрогнуло, когда ветер донёс из городка крики напуганных и, возможно, раненых обывателей.
Только теперь Юншань окончательно поверил словам жены о нелюдях в людском обличье, которым неведомы жалость и сострадание.
Разум говорил, что его умница-жена наверняка позаботится о детях и служанке, пока отец семейства и слуга обороняют крепость. А сердце призывало обернуться, хотя бы краем глаза глянуть, не стоит ли столб дыма на приметном месте? Но оборачиваться нельзя. Пока лучники со стены обстреливают киданей, стоявших за плетёными, обтянутыми кожей большими щитами, пока расчёты катапульт готовят особые снаряды, он сам вместе со специально отобранными солдатами находился при одной из пушек. Приказ сотника был однозначен: стрелять только в случае, если кидани пойдут на штурм. Боеприпас для этого тоже приготовили особый, неплохо зарекомендовавший себя на испытаниях. Жалко, что мало успели изготовить этих снарядов. Берегли порох для другого. Потому нельзя оборачиваться. Нельзя упустить момент, когда мятежники, опрокинув щиты, бросятся к стенам.
Один за другим ушли по пологой дуге два снаряда, пущенных катапультами в самую гущу киданьской «карусели», обстреливавшей воинов на стенах ради защиты спешенных степняков, стрелявших по жилым кварталам. Юншань прекрасно знал, что это за снаряды, потому что сам отливал для них чугунные полусферы. Что именно положили туда доверенные солдаты под руководством тех двух чиновников, он уже не знал, но, исходя из результатов испытаний, догадывался. А теперь лицезрел своими глазами.
Две неяркие в свете дня вспышки, два облачка дыма, два хлопка над самыми головами степняков – и оттуда донеслись крики, перемешанные с заполошным ржанием раненых лошадей. Да. Чиновники рассчитали длину фитилей таким образом, чтобы снаряды взорвались, немного не долетев до земли. А судя по количеству пострадавших, набиты скреплённые чугунные полусферы были не одним только порохом… Ледяная усмешка чуть тронула губы Юншаня: закон воздаяния никуда не делся. Пусть бунтовщики страдают так же, как страдают от их стрел женщины и дети Бейши.
Но что это? Кидани смешали ряды? Отступают в лагерь? Неужели их так напугали два небольших взрыва?
Ах да. Тот неудачливый убивец, которого он так ловко уделал в собственном доме, что-то болтал об «огненных демонах»…
Тем лучше. Напуганный враг – наполовину побеждённый враг. Тем не менее враг, подстёгиваемый страхом, может решиться на отчаянную попытку штурма, пока мятежное войско не начало разбегаться. И тогда одному Небу ведомо, в какую цену защитникам Бейши встанет отбиться.
Вторая пара снарядов окончательно смешала ряды киданей, придав бегущим завидное ускорение. Теперь до них и самый лучший лучник не добьёт. И, разумеется, враги тут же прекратили навесной обстрел жилых кварталов.
Юншань ощущал досаду и гнев, но никак не растерянность и страх. Он видел, что кузнецы, его десяток, испытывали точно такие же чувства. Гнев и желание отомстить. Тот, кто рассчитывал уязвить сердца воинов на стенах, расстреливая их жён и детей, проиграл. Никто не бросится перед врагом на колени. Никто не оставит свой пост и не помчится закрывать семью солдатским щитом. Но обязательно отомстит, если узнает о гибели близкого человека.
Гнев и ярость вместо мольбы о пощаде.
Плохо же эти… чужаки знают людей хань. Должно быть, судят о них по своим рабам, променявшим свободу на жизнь в вечном страхе.
– Что случилось, дружище? Неужели твой план не сработал?
– Я не знаю, господин. Я виноват. Мне нет прощения.
– Ты говорил, что план сработает. Что рекруты толпой помчатся со стены, едва увидят, как умирают их жёны и дети. Что солдаты будут вынуждены останавливать их силой… И что же пошло не так?
– Господин…
– Я скажу тебе, что пошло не так, ублюдок ты косоглазый. Эти китайцы защищают не своих баб и выродков, а Китай. Их так Ли Шиминь приучил, и они ещё не успели забыть его уроки. Они ещё помнят, что такое гордость, в отличие от тебя, собака ты цепная! А я, дурак, доверился тебе как знатоку Азии… Ч-чёрт… Чёрт побери и тебя, и всю твою узкоглазую кодлу!.. О сэппуку можешь не помышлять, я тебе запрещаю уходить из жизни! Слышишь? Так и будешь жить с позором, и это твоё наказание!