Персональный демон - Алла Холод

19 июня Вадим Краснов поехал домой из здания администрация, никуда не заезжая по дороге. Совещание у мэра продлилось дольше, чем ожидалось, и закончилось только ближе к восьми вечера. Как установило следствие, выйдя из мэрского кабинета, Краснов зашел к себе, взял портфель и, более не задерживаясь, вышел на улицу, сел в свой личный автомобиль и поехал домой. Теперь, когда благодаря дозированной откровенности Эдуарда Грача, стала вырисовываться определенная роль Алексея Гордеева, пришлось уточнить и его местоположение в указанное время. Выяснилось, что он находился в мэрии, более того, в 19 часов 51 минуту с его рабочего телефона был произведен звонок на сотовый аппарат Николая Босого. Разговор, если он был, длился не более минуты, а возможно, это был просто условленный маячок, сигнализирующий о том, что совещание закончилось.

Все эти факты вписывались в версию, которой первоначально придерживались оперативники. Сергей Алексеевич дал задание еще раз тщательно осмотреть подъезд на предмет поиска следов убийцы, который пребывал там какое-то время, ожидая появления жертвы.

Повторный осмотр подъезда был обогащен изжеванной пластинкой жевательной резинки, которую кто-то приклеил под подоконником пятого этажа. Могла она принадлежать убийце, который ожидал свою жертву? В принципе могла.

Обычно Вадим Краснов сразу ставит свою машину в гараж, который располагается в пятидесяти метрах от дома, но в тот вечер он приехал, оставил свой «Лексус» во дворе и пошел к своему подъезду.

У убийцы было достаточно времени спуститься и занять позицию, пока Краснов парковал свою машину. Комок жевательной резинки будет отправлен экспертам, но Поповкин подозревал, что он содержал слишком маленький фрагмент для идентификации отпечатка. Но это не беда, ведь жвачка побывала во рту убийцы (если, конечно, она принадлежала именно ему).

Сергей Алексеевич решил лично участвовать в обыске квартиры и подсобных помещений Андрея Богатырева, с ним поехали оперативники и опытный эксперт со своими причиндалами. В воскресенье, в 10 утра, они были у ворот дома по улице Маршака, 47.

Когда следователь сообщил хозяину о цели прихода, предъявил ордер и пригласил войти понятых, на лице Андрея не дрогнул ни один мускул. Зато его жена Настя мгновенно побелела, личико ее исказилось, глаза заметались в стороны, зрачки расширились, начисто лишив глаза радужной оболочки. Она чуть-чуть не села мимо стула, муж удержал ее от падения и проводил к дивану. «Я ничего не понимаю, я ничего не понимаю», – бормотала она. Пока оперативники обыскивали квартиру, Сергей Алексеевич уселся за стол.

– Андрей Иванович, – начал он, – скажите, пожалуйста, что вы делали девятнадцатого июня сего года в промежуток времени от девятнадцати до двадцати часов.

– Я не помню, – не задумываясь, ответил Андрей, – я не веду ежедневника и не запоминаю, в какой именно день что я делал.

– Но вы даже не пытаетесь вспомнить, – заметил Сергей Алексеевич, – может быть, вы все-таки напряжете память, может быть, этот день вам чем-то запомнился и вы сумеете припомнить свое местоположение в тот вечер?

– Нет, – отрезал Андрей, – я не помню.

– Очень хорошо, – спокойно отозвался следователь. – Скажите, Андрей Иванович, у вас есть какие-либо знакомые, живущие в районе улицы Пушкинской, точнее, в районе квартала новостроек, например, в доме двадцать четыре, двадцать шесть или в двадцать восьмом доме?

– Нет, у меня нет там знакомых, – ответил Андрей.

– А служебная необходимость заставляет вас бывать в том районе? – продолжал следователь.

– Я бываю где угодно, я много передвигаюсь по городу, – отвечал Богатырев.

– Тогда ответьте, пожалуйста, на вопрос: что вы делали рядом с домом номер двадцать восемь в районе восьми часов вечера девятнадцатого июня? – глядя на него в упор, спросил Поповкин.

– Меня там не было, – слишком быстро ответил Андрей.

– Вы говорите неправду, Андрей Иванович, – заметил следователь, – и, говоря неправду, вызываете определенные подозрения. Вас видели жильцы этого дома непосредственно перед тем, как они обнаружили во втором подъезде труп Вадима Борисовича Краснова.

– Когда это меня могли опознать? – хмыкнул Андрей. – Насколько я помню, я ни в каких опознаниях не участвовал.

– Официальную процедуру опознания вы пройдете, а пока вас опознали по фотографии, – объяснил Поповкин. – Людям была предъявлена ваша фотография, и они узнали на ней человека, которого видели в вышеуказанное время в рабочей форме и с ящиком инструментов в руках. Я еще раз вас спрашиваю: что вы делали в таком виде и в это время по названному адресу?

Неожиданно допрос был прерван чудовищным женским воплем. Настя взвыла нечеловеческим голосом, вскочила с дивана, но дальнейшие передвижения ей мягко ограничил Костя Дьяков. У женщины началась истерика, в рыданиях она снова повалилась на диван, стала бить себя кулаками по коленям и причитать: «Зачем? Зачем ты это сделал?» Ей принесли воды, но она не смогла ее выпить, только клацала зубами по стакану, после чего поперхнулась и зашлась неистовым кашлем. Чтобы привести ее в чувство, потребовалось некоторое время. Слава богу, она вышла из комнаты и легла на кровать в спальне. Когда вскоре нашелся черный палаток со всем его содержимым, который Настя почему-то не выбросила, но перепрятала на полку за книгами, второго витка истерики удалось избежать. Следователь сам изучил телефон Богатырева и, наученный опытом, сразу же проверил входящие СМС и ММС-сообщения. Фотографии с изображением Анастасии и ее любовника Андрей так и хранил, не стер, видимо, собирался в нужный момент предъявить их жене. Сергей Алексеевич обратил внимание на номер отправителя сообщений: он был ему знаком. Он никогда не мог запомнить полностью сотовые номера, поэтому заострял внимание на последних четырех цифрах. Эти четыре цифры он уже видел, и он даже не сомневался, что в деле найдет и весь телефон полностью – это был тот же номер, с которого были отправлены сообщения Вадиму Краснову.

Это была информация, требующая особого осмысления, и пока Сергей Алексеевич ее переваривал, оперативники посетили гараж и проследовали в сарай. Тут нашелся свежевыстиранный рабочий комбинезон того же черного цвета, о котором говорили соседи, эксперт обработал его при помощи распылителя с раствором люминала, но никаких светящихся вкраплений, которые показали бы наличие на одежде какого-либо биоматериала, не обнаружилось. А вот грубые ботинки на толстой рифленой подошве, тоже тщательно вымытые, засветились в темном помещении несколькими пятнышками. Ящиков с инструментами было несколько, среди них имелись предметы, которыми вполне можно было нанести смертельный удар по голове, такой, от которого погиб Краснов. Обработанный молоток засветился на месте соединения железной и деревянной частей, а также в некоторых местах деревянной рукоятки.

Сергей Алексеевич изъял ботинки и молоток для проведения экспертизы, вздохнул и обратился к хозяину дома:

– Вот видите, – назидательно сказал он, – деревянные части сколько ни мой, а кровь можно так и не смыть. Чем более шероховатая поверхность, тем меньше шансов на то, что кровь смоется полностью. Да и между железкой и рукояткой она может остаться, затечь… Что ж молоток-то не выкинули, Андрей Иванович? Вещь не больно ценная. Да и ботинки можно было новые купить, живете вы не бедно, уж такие-то копейки, поди, не считаете.