Рось квадратная, изначальная - Борис Завгородний

Благуша затаил дыхание – как и большинство народа в зале – и даже не почувствовал, как Минута, сама того не замечая, ухватила его за руку.

– А ну дайте ему место! – вскочив с табуретки, закричал Воха Василиск остальным бандюкам, размахивая своей балабойкой не хуже сабли. – И нечего со спины прицениваться! Драчка-то честная!

– Да никто его и не трогает, акромя ватамана! – тонко вякнул Скалец. В отличие от бандюков, он припёрся безоружный и потому сейчас отирался за спинами своих новых покровителей. – Чего вопишь, разогни коромысло!

От Благуши не ускользнуло, что Красавчик, с того момента, как обнаружил в трактире знакомого стражника-раздрайника, старательно отворачивал свою смазливую морду от его взгляда, словно тот ещё его не узнал. Неужто, оторви и выбрось, после такого бесчинства он ещё рассчитывает спокойно объявиться в Светлой Горилке, паршивец этакий? От этой мысли Благушу охватил гнев. Поведение Скальца по сравнению с предыдущим, когда он пытался надуть их с Выжигой, выглядело теперь бесчестным вдвойне.

– Спокойно, Воха, халваш-балваш, – отозвался Обормот, насмешливо улыбаясь в бороду. Продолжая двигаться по кругу, он в этот момент оказался спиной к двери, так что мог за тыл не опасаться, – Усё под контролем, друган…

И тут бандюки вдруг все вместе бросились на него с саблями наголо!

Стражник, не растерявшись, резко отступил на шаг и сделал стремительное движение секущим лезвием своего грозного оружия из стороны в сторону, заставив ватагу остановиться, но явно не поубавив написанной на их лицах решимости разделаться с ним.

– А теперь вали отсюда, служивый, – зловеще проскрипел ватаман Хитрун с высоты своего огромного роста, поигрывая огромной саблей с такой лёгкостью, словно держал в громадной ручище игрушечную, а не стальную, – дверь у тебя за спиной. Зови себе подмогу, а нам с тобой некогда цацкаться, не до тебя нам, кровь из носу!

По залу пробежал возмущённый ропот и стих. Благуша сжал кулаки и начал спешно оглядываться в поисках какого-нибудь сподручного предмета для драки – не с голыми же руками лезть на выручку Обормоту. Но кроме столов и стульев на глаза ничего не попадалось… А чем плох стул-то? Ежели засветить прямиком по башке, так в самый раз!

– И это ты называешь честной схваткой? – рявкнул стражник в деланно равнодушное лицо стоявшего напротив него Хитруна.

– О какой честной драке ты балаболишь? – с издёвкой выкрикнул Ухмыл. – Мы же бандюки!

– Нет, ну посмотри-ка на него, усохни корень! И где только таких дудаков на свет белый плодят? – поддакнул худощавый, юркий Жила, приплясывая от возбуждения, и сорвал свободной рукой с пояса свой знаменитый аркан, которым он был способен с лёту выхватить трепыхалу с небес, – с явным намерением пустить его в дело.

– Да чё с ним гуторить, пся крев, мочи его, ребята! – решительно тряхнул головой Буян, обладавший, как помнил Благуша из описания в вантедке, самым бешеным нравом в ватаге и, следовательно, не бросавший слов на ветер.

– Ах вот как! – вскричал вдруг за спиной Благуши Воха Василиск, заставив его подскочить от неожиданности и оглянуться. – Ах вот как, обертон те по ушам! А получай-ка тогда, бандюковская морда, подарок от романсера!

И на глазах слава он с диким воплем запустил в ватамана своей любимой балабойкой. Пролетев через весь зал быстрой птицей, балабойка устремилась точнёхонько в затылок Хитруна… Увы – не попала, родимая. Движимый каким-то шестым чувством, ватаман успел пригнуться… А за ним как раз стоял Обормот – вот ему-то балабойка и припечатала да прямо в лоб. Звону было – на весь трактир – и от шлема, что лоб стражника прикрывал, и от самой балабойки, свернувшей этот шлем Обормоту на затылок.

Ошеломлённый раздрайник аж присел, подавшись корпусом назад и раскинув руки в стороны – и тем самым открывшись для вражьего удара. Хитрун, дудаком никак не слывший, мгновенно воспользовался столь удачным для него поворотом дела и со всего размаху нанёс этот самый удар – тяжеленной рукояткой сабли, зажатой в кулаке. Естественно, по тому же месту, куда чуть ранее стражника приласкала балабойка. Силён оказался удар Хитруна, дюже силён! Так силён, что стражник, налетев на дверь трактира спиной, снёс её с петель и вылетел вместе с ней наружу, загремев там всем своим раздрайным железом вперемешку с косточками. Только алебарда от него в трактире и осталась, грохнувшись на пол.

– Ух ты, как резво он за подмогой-то рванул, усы узлом! – съязвил вдогонку Ухмыл, и вся ватага, кроме ватамана, глумливо заржала.

– Ну, побаловались, а теперь пора и к делу приступить, – спокойно сказал Хитрун, поворачиваясь к залу лицом. – Подайте мне сюда этого слава, кровь из носу, и девку его не забудьте…

Амбец, похолодел Благуша, глядя, как бандюки шустро просачиваются среди столиков по всему залу, отрезая пути к бегству, и двигаются к нему наперехват. Лишь Красавчик Скалец остался маячить за их спинами бледной неприкаянной тенью – двоюродный братец Выжиги явно был уже не рад, что ввязался во всю эту историю. Поделом тебе, подлюга, вот погоди, очнётся Обормот, так возьмёт тебя в оборот!

Тут Минута настойчиво потянула его за рукав:

– Бежим, Благуша!

– Правильно, тикайте отсюда, – поддержал её из-за стойки трактирщик Фрол, – через заднюю дверь! Ничего они твоему Обормоту уже не сделают, не до него будет!

Теперь Благуша упорствовать не стал. Больно уж убедительными были аргументы у бандюков в руках – в виде сабель. Против таких аргументов с одним табуретом никак не попрёшь, ежели жизнь дорога. А жить славу, естественно, пока не перехотелось.

И они драпанули.

И Благуша с Минутой, и Безумный Проповедник, и зачем-то увязавшийся за ними Воха Василиск. С громким топотом, точно стадо строфокамилов, они пронеслись через кухню, мимо трёх хозяйничавших в ней толстяков стряпчих, только и успевших, что удивиться вторжению непрошеных гостей, как тех уже словно ветром сдуло, да и нырнули в заднюю дверь – вон из трактира, в спасительную для беглецов ночь.

А вслед взвились громкие, азартные крики бандюков:

– Лови их, кровь из носу!

– Держи, пся крев!

– Хватай, усы узлом!

Люби ближнего. Но не попадайся.

Апофегмы

Драпали, понятное дело, со всех ног – по тёмному, безлюдному в столь поздний час яблоневому саду, что тянулся за трактиром до самого Бездонья. Впереди, задавая небывало отчаянный для таких седых лет темп, зайцем петлял меж деревьев Безумный Проповедник, края его долгополого серого армяка трепыхались и хлопали по ногам в ночной тишине, словно крылья неведомой птицы Сразу за ним не отставали Благуша с Минутой, а следом, высоко вскидывая ноги в мягких яловых сапогах, азартно нёсся Воха Василиск, силясь разглядеть что-либо в темноте вытаращенными от напряжения глазами.