Дневник - Генри Хопоу

Если бы в Курямбии было окно, я бы уставился в него и не заметил паука, проползающего из угла к черному проводу, на котором свисала мерцающая лампа. Больше я паука не видел, он где-то спрятался.

Из темного коридора не доносились Витькины звуки. Казалось, он притаился, спрятался, как и паук. Слышно было только протекающую, булькающую в канализационной трубе воду.

Часы на мобильном показывали 04:01, а за одну минуту до этого запись диктора прошипела из приемника: «Доброе утро, Слобург!» — и началась новая композиция, в которой я не смог разобрать и двух слов. Вика же, похоже, наоборот — знала песню наизусть. Она беззвучно подпевала (губы ее шевелились), покачивала головой и ногой в такт музыке. Вскоре и я присоединился к ней, но уже только к следующей композиции, все равно не разбирая ни единого слова, и перестал, когда приемник затих. Сдались обессилившие солевые батарейки.

В 04:19 Витька нарушил тишину Курямбии, в которой мы вот-вот бы уснули:

— Подъем, зайчики! — Мы вскочили. — Чего перепугались? Сидите, сидите… Я лишь хочу сказать, что вы, когда снова остались наедине, так и не проронили ни слова. Или у вас уже есть какой-то план, какие-нибудь идеи? Нет? Тогда чего вы тут распластались? Уставились в потолок и слушаете, как жители дома, работающие с пяти-шести утра, ходят срать и смывают воду! У меня складывается впечатление, что вам обоим ничего не нужно. Что у меня больше интереса отомстить этому вашему козлу, а для вас месть — повод встретиться.

— Витька… — промямлил я, глазея то на него, то на Вику.

— Мы не… — точно так же промямлила она.

— Значит так! — пригрозил он, уперев руки в бока и наблюдая на нас свысока. Ну как свысока? На меня — свысока, на Вику — нет; она сидела на кровати, он стоял на полу, а глаза их были на одном уровне. — Либо вы оба нахрен уходите из Курямбии и больше сюда не возвращаетесь, либо начинаете накидывать варианты, а я вам помогаю. Решайте сами. Быстро. Даю вам три минуты. — Он взглянул на часы на запястье, которых у него не было. — Время пошло.

То были слова настоящего друга. Слова грубоватые, но подталкивающие нас обоих лучше любого пинка под жопу. Если бы не Витька, мы бы, скорее, так и провалялись в прохладе подвала, может, уснули и продрыхли до… середины этого дня. Хотя… До середины дня мы бы не продрыхли, я — точно, потому что уже в шесть утра родители могли не увидеть меня в собственной кровати и начали бы названивать мне. Тогда бы мне не поздоровилось, но, как видишь, этого не произошло.

Мы накидывали любые, даже самые невозможные варианты. Я предложил насыпать в еду Козлова слабительное, чтобы он навалил в штаны, как Саня Волк во время пожарной тревоги. Вика предложила сделать это на последнем звонке, до которого — всего-ничего. Витька отмел эту идею, потому что она была невыполнимой, мы это прекрасно понимали. Тогда я предложил его подставить, и они оба напомнили, что у меня уже из этого ничего не вышло. С подставой Игорю я насолил только самому себе, а его превознес к небесам славы. Витька накидывал свои идеи. Лучшая, больше всего понравившаяся мне, легче всего выполнимая — объединить силы, создать клуб ненавистников Козлова. Но в школе его итак все ненавидят, кроме «я что-нибудь придумаю», которая огораживает его лучше всякой стены, лучше любой личной охраны.

— Не может такого быть, что весь мир для него не представляет опасности! Быть такого не может! — В Витькиных глазах появилась растущая ненависть к человеку, которого он и в глаза-то не видывал, о котором знал только по нашим рассказам и, возможно, по его пранкам, которые он мог посмотреть. — В яйце должна быть хоть какая-то иголка! Он же не Господь Бог? Не Иисус? Он не папа, мать его, римский?

— Папа! — воскликнул я.

— Римский? — Витя посмотрел на меня, как на ненормального.

— Нет — папа игорекозловский. Там, в директорской, «я что-нибудь придумаю», когда не смогла усмирить Козлова, пригрозила ему его же отцом.

— А он?

— Он, вроде как, испугался. Не сильно… Может, нисколько, но все равно усмирил пыл. Возможно, его отец — та самая игла в яйце. Что, если мы попробуем надавить на козла его отцом?

— Это мысль. Из этого может что-то выйти, — обрадовался Витька. Он даже прибавил громкость на приемнике и станцевал, но поняв, что танцует без музыки из-за севших батареек, остановился. — Вам что-нибудь известно о его отце?

— Ничего. — Я помотал головой.

Вика машинально последовала моему примеру, но вовремя опомнилась. На выдохе произнесла:

— Немногое.

— А именно? — спросил Витя.

— Он военный.

— Это все? — Я снял бейсболку, видимо, чтобы лучше усваивать информацию, или из-за того, что от пыли и сырых волос (да, в Курямбии было прохладно, но под бейсболкой была непереносимая жара, возможно, из-за повышенной активности мозга) голова уже чесалась.

— Ну… — протянула она. Долго трепала локон рыжих волос, массировала коленку, до дыры протирая черные джинсы, и смотрела на художества Витьки на стенах. Открывала рот, чтобы начать, и закрывала. Наконец глубоко вдохнула, с «фух» выдохнула и произнесла сначала неуверенно, потом почти командирским голосом, словно сама служила в армии и отчитывалась перед нами, как перед вышестоящим начальством: — Он — майор ВВС. Бо́льшую часть времени проводит в командировках. Дома появляется один раз в году — в сентябре, иногда два раза, когда получается приехать на Новый Год. В этом году планы поменялись, отпуск перенесли на май, поэтому он дома. Если бы военная часть, в которой он служит, находилась хотя бы в Кировской области, а не в Москве, дома он бывал бы чаще. Возможно, Козлов младший не был бы таким эгоистом. Ему явно не хватало отцовского внимания, иначе он бы ходил по струнке. Время на воспитание ушло, поэтому мы имеем дело с подонком, не имеющим моральных принципов.

Мы с Витькой были ошарашены детективным расследованием, находились в ступоре, обездвиженные, окоченевшие. Мы были сталагмитами, выросшими на полу Курямбии, а Вика — спелеологом, готовым в любую минуту организовать из Курямбии новую галерею, сделать пару снимков, в последующем оказавшихся на полке ее комнаты, и впустить в картонную пещеру первых туристов, готовых заплатить любые деньги, лишь бы застать новый вид накапанных из ниоткуда образований. Пока всего этого не произошло, сталагмит в очках первым открыл рот:

— Откуда ты все это знаешь?

— Илюш, скажу так: пока ты по моей