Облик Огня - Михаил Липарк

— Развлекайся, Шолд. — приказал он перед тем, как закрыть за собой дверь. — Тебе нужен наследник, который примет тюрьму после тебя. Наступила пора сделать его и явить миру наследие самого могучего и бессменного тюремщика Дастгарда и замка Шаарвиль — Шолда с Расколотого Хребта.

В комнате их осталось двое. Великан тяжело дышал и уродливо улыбался. Чародейка смотрела на него исподлобья, даже не пытаясь убрать в сторону грязные волосы, которые падали на лицо и липли к ссадинам, раздражая и вызывая зуд. В какой-то момент ею овладел страх, внутренний голос все время нашептывал о том, что сейчас произойдет, а собственное воображение пугало больше, чем осязаемый здоровенный мужлан, готовый разорвать ее на части. Ощущение того, что стены вот-вот сомкнуться и раздавят то, что от нее осталось не покидало и даже наоборот, нагоняло еще больше тоскливых мыслей о безысходности. Ноэми опустила взгляд, чтобы не видеть тюремщика и вернуть в свою голову ясный ум, надежда на который все еще хранилась где-то в закромах ее разума. Так она стояла, уставившись в серое пространство под ногами, до тех пор, пока тень великана не зашевелилась и не поползла в ее сторону.

Ноги пленницы цепями были прикованы к полу. Полностью обездвиженная и лишенная возможности сопротивляться она погрузилась в свои мысли. «Похоже, чудеса закончились», — в отчаянье подумала она, — «Я все время играла со смертью, в надежде обмануть ее, но в итоге судьба подготовила мне кое-что изящнее самого обычного издыхания. Жестоко».

Великан был уже настолько близко к чародейке, что теперь ее лицо регулярно овеивалось гнилым дыханием, а своей замерзшей кожей она чувствовала жар его тела. Он прикоснулся к груди пленницы своей огромной шершавой ладонью, сделав ей больно. Его редкие зубы оголились в подобии блаженной ухмылки, а вторая рука больно ударила ей в живот.

— Стой! — взвыла Ноэми подобно разъяренной львице. Шолда это не только возбудило еще больше, но и заставило воодушевленно взорваться смехом. Чародейка дождалась, пока великану наскучит собственный хохот и совершенно спокойно продолжила, подражая тону оставившего их вольного. — Шолд, верно?

— А? — отозвался он, не спуская глаз с грудей девушки.

— Убери от меня свои руки, иначе у твоего хера сегодня будет последнее приключение, — проскрипела зубами она, все еще чувствуя острую боль после удара тюремщика.

— А? — не понял сути пустоголовый Шолд и полностью сорвал с чародейки ночную рубашку, сосредоточено рассматривая нагое тело пленницы, словно кусок яблочного пирога в раздумьях над тем, с какой стороны начать его есть.

Ноэми не в первый раз оказалась в такой ситуации. Любой девочке в тех местах, где она выросла, хотя бы раз приходилось избегать насилия над собой, а в некоторых случаях даже смерти.

— Ты заблудилась, девочка? — сказала тогда одна очень красивая госпожа, взяв ее за руку и нежно погладив по волосам. — Позволь я помогу тебе найтись.

Маленькая Ноэми, поверив женщине, пошла следом и оказалась в темном трюме судна, на палубе которого уже вещали об отбытии. Напротив нее стоял полный мужчина, который улыбался тогда также как сейчас тюремщик — отвратительно и похотливо. Ей было совсем немного лет, но она все поняла.

Корабль затрясло. С полок посыпались бутылки и начали разбиваться вдребезги, тут же источая неведомый аромат на все помещение, переворачивались коробки, из которых вываливался разнообразный товар, который маленькая волшебница часто видела на рынке города, но никогда не могла себе позволить даже дотронуться до чего-то подобного. Борт корабля со всего маху ударялся о пристань, упорно стараясь сделать пробоину. Соленая вода заливалась на палубу и проникала в каюты, заставляя моряков немедленно вооружаться ведрами и вычерпывать ее обратно в море. Едва они успевали избавиться от пары ведер, как на корабле оказывалось воды многократно больше отправленного за борт. Загадочный шторм продолжался до тех пор, пока маленькая девочка не покинула судно и не утонула в толпе ударенных солнцепеком портовых зевак.

— Слышал, как называл меня вольный, Шолд? — спросила Ноэми совершенно спокойно. Ее рубаха хоть и была разорвана, но до сих пор скрывала большую часть тела чародейки от назойливого взора великана.

— Шлюхой? — громыхнул тюремщик, погладив себя по морщинистому затылку.

Ноэми хотелось осадить его сквернословиями в ответ, облить такой бранью, которую она только могла себе представить и которую вообще когда-либо слышала из уст самых неприятных людей. Достаточно было не останавливаться, и великан не выдержит — разозлиться и сломает ей шею. Она даже знала с чего начать. Сначала оскорбить его мужское начало, плавно переходя к самой сути, а затем как следует остановиться на тех людях, которые подарили жизнь этому чудовищу, надавив на больную мозоль в виде его прямого участия в смерти родных и их незаслуженных мучениях, навлеченных Шолдом, и его появлением на свет. Но она сдержалась. Лишь ком воздуха, застрявший в горле, испарился и перестал мешать.

— Ведьмой. — злобно проворчала она, бросив несвойственный ей дикий взгляд. — Знаешь что-нибудь о ведьмах, Шолд? Позволь, я расскажу тебе подробнее, пока ты не натворил глупостей, ведь обратного пути уже не будет.

Она замолчала, великан смотрел тупым и недоверчивым взглядом.

— Ведьмы занимаются колдовством. Они накладывают проклятия, Шолд.

— И что? — тюремщик не понимал, что хочет сказать пленница, и уже плюнул на ее слова, уверенно снимая с себя тяжелый пояс, на котором крепилось все хозяйство великана — связка ключей, ножны от кинжала, кожаный мешочек с добром, которое любой другой человек в его положении оставлял бы подальше от мест подобного рода, но не бесстрашный или попросту тупой Шолд.

— Слышал что-нибудь о евнухах?

— Про мужиков без яиц слыхал, ведьма, а как же, — настороженно и в тоже время гордо ответил великан, кинув ремень в самый центр непонятной жижи, растекшейся по полу.

— А теперь ты услышишь еще кое-что. Если ты еще раз прикоснешься ко мне, я наложу на тебя настолько сильное проклятие, что твое мужское естество посинеет и отвалится еще до Дня Петуха. И тогда даже евнухи будут смеяться над тобой, а хуже этого только то, что ты больше никогда не попробуешь женщины.

Глазенки тюремщика в недоумении забегали по камере.

— Но я… — Шолд долго подбирал слова, то роняя первую букву слова, которое он хотел дальше произнести, то передумывая его говорить, уходил обратно в себя в бесконечном поиске истины, внутри которой и была зарыта главная мысль ошеломлённого великана. — Хорош выдумывать!

Великан двинулся с места.

— Тебе же не надо объяснять, что вольный не стал притрагиваться ко мне сам потому, что точно знает, что случится после. Ему дорого свое мужское естество. А тебе разве нет?

— Мне тоже дорого естество! — испуганно взревел тюремщик, словно проклятие уже было наложено и в этот самый момент происходило самое худшее.

— Посмотри туда. — Ноэми кивнула головой в сторону хорошо освещенной непонятной лужи. Вода полилась в направлении Шолда, поднялась в воздух, приняла форму того, что больше всего боялся потерять Шолд и, полетев наземь, расплескалась по каменному полу.