Путь войны - Александр Поволоцкий

В лаборатории не оставалось никого, кроме нескольких десятков рабочих, охраны да самого Айнштайна, оставшегося проследить за демонтажом аппаратуры. Раньше Айзек поручил бы это Проппу... но теперь отсутствие ассистента оставило в душе зияющую пустоту.

- Мистер Айнштайн! - окликнул его охранник, - Пройдите, пожалуйста, к начальнику охраны. За Вами прибыли.

Профессор вздохнул и поплелся на два этажа выше. На него накатила странная апатия, полное нежелание что-либо делать. Одна лишь мысль, что придется переодеваться, собирать какие-то вещи, куда-то ехать – вызывала стойкий приступ идиосинкразии.

«Лучше бы я начал изобретать мгновенный перенос материальных объектов в пространстве», - подумал Айзек. – «Тогда никуда не понадобилось бы ехать».

В кабинете начальника охраны ученого ждал человек в форме майора АНБ, словно сошедший с вездесущих пропагандистских плакатов - широкая грудь, мужественное, гладко выбритое лицо с широкой нижней челюстью, открытый взгляд.

- Майор Кроу, - представился он, оставшись стоять - прибыл забрать Вас. Срочно.

- Но моя аппаратура... – попытался протестовать профессор.

- Простите, у меня предписание. Вас ждут в Вашингтоне. Собирайтесь, мы вылетаем немедленно.

- Вашингтон? – растерялся Айзек. – Но меня ждали в Детройте.

- Вашингтон, - не терпящим возражения тоном подтвердил Кроу и повторил. – Собирайтесь.

- Мои вещи собраны, - вздохнул профессор и поправился. - Почти собраны… но оборудование!..

- Не беспокойтесь о нем. Технику доставят позже.

- Ну… если это действительно так срочно… - пробормотал Айнштайн, суетливо разглаживая чуть подрагивавшими пальцами полы халата. – Тогда я сейчас…

К причалу вела аккуратная дорожка, частично асфальтированная, частично вымощенная плоскими камнями, выйдя на свежий воздух, Айнштайн поежился. Теплое пальто оказалось непривычно тяжелым. Профессор вообще очень давно не выходил на улицу и сейчас чувствовал себя как пришелец с чужой планеты. Воздух был слишком терпким, насыщенным множеством незнакомых, точнее, давно забытых запахов, от него кружилась голова. Неяркое осеннее солнце - слишком тусклое, после ярких электрических ламп Айзеку казалось, что он в гигантском амфитеатре, в котором выключили свет. Да и все вокруг – слишком большое и далекое, только серое небо казалось очень низким и тяжелым. Хотя, наверное, небо было самым обыкновенным, просто Айнштайн отвык от больших открытых пространств. Насколько можно считать «открытой» охраняемую зону пропускного режима с рядом однотипных трехэтажных зданий, охранными вышками и бетонными коробками складов.

На мгновение профессор испугался, что у него начинается агорафобия, но собрал в кулак все свои невеликие душевные силы и закончил путь. У вспомогательного причала покачивался на широких поплавках четырехместный гидроплан. Айзек нервно оглянулся.

- И это все? Я как-то привык к …

Он не закончил, но майор понял невысказанное.

- Требования конспирации, - все так же веско пояснил он. – Минимум привлеченных сил, максимум секретности. Чем больше людей и техники, тем больше лишних ушей и глаз.

Айзек не стал спорить с профессионалом, рассудив, что тому виднее, и неловко полез в самолет. Майор помог пройти по коротким сходням над темно-зеленой полосой волнующейся воды, в салон, пахнущий кожей и самую малость - бензином. Профессор торопливо сел в первое же кресло и крепко вцепился в жесткие подлокотники. До сих пор Айнштайн никогда не летал на самолетах, тем более на водных, поэтому ощущение легкого покачивания было новым, непривычно волнующим и даже в чем-то занимательным.

Окончание всех формальностей заняло еще минут пять и, поставив последнюю подпись на последней бумаге, Кроу легко запрыгнул в гидроплан, подав жестом знак обернувшемуся пилоту - дескать, пора.

С почти детской радостью и наивным восторгом Айзек смотрел в квадратное окошко за мелькавшими снаружи волнами, слушал солидный, басовитый гул двигателя. Когда гидросамолет, после короткой пробежки, оторвался от моря, и синяя поверхность внезапно стала стремительно отдаляться, ученый непроизвольно охнул и вцепился в кресло еще крепче. До крайности увлеченный происходящим, он совершенно не заметил, как сидящий напротив майор проделал какую-то короткую манипуляцию и резко наклонился вперед. Металлический браслет с тихим щелчком замкнулся вокруг запястья Айзека, приковав его к подлокотнику.

Несколько мгновений Айнштайн переводил непонимающий взор со спутника на наручники и обратно.

- Что Вы себе позволяете! Как вы со мной обращаетесь? – воскликнул он, наконец.

- Как с немецким шпионом, - гордо ответил офицер с воодушевлением инквизитора, притащившего еретика на справедливый суд, но в его глазах плясали чертики насмешки. Словно Кроу играл на публику, проговаривая отрепетированный текст. - Вы обвиняетесь в саботаже научных исследований. В Вашингтоне вас ждет суд.

Айнштайн ругался, пока не охрип, но Кроу хранил молчание.

В однообразном гуле мотора прошел час, затем гидроплан пошел на снижение. Поплавки зацепились за верхушки волн, гидроплан тряхнуло, ученый закрыл глаза, одновременно и от страха, и от слепой надежды, что катастрофа неизбежна, и все наконец-то закончится. Но он ошибся.

Едва остановился мотор, Кроу спокойно вынул из кобуры пистолет и выстрелил в затылок пилоту. Маленький салон заволокло сизой дымкой, потянуло незнакомым и очень неприятным запахом. «Пороховой дым», - понял Айзек, обмирая от ужаса и ожидая, что следующая пуля достанется ему. Но Кроу так же спокойно, без всяких эмоций спрятал оружие и, не глядя на скованного подопечного, с усилием отпер замок и открыл дверь справа по борту. Он сел прямо на металлический пол, привалившись спиной к окантовке проема, но так, чтобы не упускать из виду ученого. Закурил сигарету и отрешенно погрузился в ожидание. Вынужденно ждал и Айнштайн, уже понимая, что впереди его ждет нечто ужасное. Родная лаборатория уже казалась ему чем-то из совершенно другой жизни, и лишь одна спокойная мысль угнездилась на задворках панически вопящего сознания – получается, что Проппу повезло. Ведь останься ассистент со своим учителем, он так же отправился бы в полет и вполне мог бы разделить участь пилота. Айнштайна трясло как в лихорадке. Оказаться посреди океана в неисправном самолете с сумасшедшим на борту... что может быть страшнее?

Грегор Кроу, он же Григорий Воронин, наслаждался. Вкусом хорошего немецкого табака, видом на море, страхом ученого - и убийством. Ему нравилось убивать, и когда он был боевиком-анархистом, и командиром боевой группы левых эсеров, и в незабываемые две недели у батьки Ангела, и в контрразведке Колчака...

Подумать только, в который уже раз подумалось ему, ну кто знал, что муж этой цыпочки - однокашник адъютанта при Верховном правителе в Сибири? И, получив предложение «выкупить» арестованного мужа - она не поступит, как все до нее, а добьется аудиенции. И уже через сутки всесильному (в своем городке) начальнику контрразведки придется бежать в холодную ночь, бросив все? В Дальневосточной Коммунистической Республике, конечно, тоже было весело, жаль, что все так быстро закончилось… Хотя способный человек не пропадет нигде. Дон Лучано, сам выбившийся в люди из тесноты и грязи кубинских притонов, отменно разбирался в разных сортах негодяев и сразу понял, к чему лежит душа у красноэмигранта. Гангстер и сутенер в прошлом, ныне респектабельный бизнесмен, сделал Воронину-Кроу новые документы и новую жизнь, продвигая своего протеже по лестнице государственной службы. Со временем способный ученик привлек внимание старого партнера Лучано, чье имя даже старый бандит старался не упоминать лишний раз.