Волшебное наследство. Миры Крестоманси. Книга седьмая - Диана Уинн Джонс

Мать-грифонша подняла клюв от Кларча, который елозил и пищал у нее под крылом, и обратила на Мура огромные желтые глаза. Мур понял, что ей так же грустно, как и ему.

– О нет, – прогудел густой вибрирующий голос. – Ты вывел его из яйца. Я бы предпочла, чтобы ты его и вырастил. Ему нужно дать хорошее образование. Грифоны должны быть не просто волшебными, но и в равной мере мудрыми и учеными. Ему нужно получить знания, каких никогда не было у меня.

Дед не без укоризны вставил:

– Я учил тебя, чему только мог!

– Да, конечно, – отвечала мать Кларча.

И улыбнулась уголками клюва. – Но у тебя, мой милый Дед, я могла учиться лишь при полной луне. Надеюсь, теперь ты сможешь учить меня все время, но я бы хотела, чтобы Кларча воспитывал кудесник.

– Да будет так, – сказал Дед. И посмотрел на Мура: – Ты сумеешь исполнить ее просьбу?

– Сумею, – кивнул Мур и отважно добавил: – Только все зависит от того, как захочет Кларч.

Похоже, Кларч не ожидал, что его мнение кого-то заинтересует. Он вынырнул из-под огромного крыла матери и засеменил к Муру, тяжело навалился ему на колени и вытер клюв о его жокейские сапоги.

– Мой, – объявил он. – Мур мой.

Боль в груди у Мура утихла как по волшебству. Он улыбнулся – сдержаться было никак – и посмотрел поверх Кларча на его мать.

– Я буду хорошо заботиться о нем, – пообещал он.

– Тогда договорились, – сказал Дед, обрадованный и довольный. – Марианна, ласточка, не сочти за труд, сбегай в деревню, передай папе, что я скоро буду и все улажу. К сожалению, он, наверное, не очень обрадуется, так что скажи ему, что я настаиваю. А я тут все приберу и приду.

Марианна собралась уходить, и Мур понял, что и ему пора. Джосс Каллоу наверняка уже успел наябедничать Крестоманси. Мур подошел к грифонше и вежливо протянул руку. Грифонша потерлась о нее массивным клювом.

– Можно мне навещать Кларча время от времени? – спросила она.

– Конечно! – ответил Мур. – Когда захочешь.

Он надеялся, что Крестоманси не станет особенно возражать… и что Крестоманси не будет очень уж сердиться на него за все это. Скоро, никуда не денешься, придется сознаваться, что он сделал с мистером Фэрли. Мур решил пока об этом не думать.

Когда он обернулся, Саламин гневно топал копытом: ему вернули седло и уздечку. Марианна, не мигая, смотрела на единорогов.

– Дед, а когда старушка Молли успела превратиться в единорога? – спросила она.

Дед, отчищавший сковородку, поднял голову:

– Всегда была, ласточка. Просто предпочитала, чтобы этого никто не замечал.

– А, – сказала Марианна.

Когда они с Муром и Саламином шли по замшелому проселку, Марианна всю дорогу молчала – думала: «А старая серая кобыла, которая отвезла Люка Пинхоу в Лондон, а потом вернулась сама, – это тоже была Молли? Говорят, единороги живут по несколько сотен лет… Эх, знать бы наверняка!»

Мур пустил Кларча ковылять рядом с ними – очень уж грифончику нравилось ступать по мху. Лес кругом был полон зеленых далей, которых раньше тут не было, и в нем кипела жизнь – отовсюду слышались шорохи, шелест, тихие тоненькие голоса. И смех тоже – то просто радостный, то злобный и насмешливый.

Наконец Марианна сказала Муру:

– Ты выпустил весь скрытый народец, да?

Мур кивнул. За это он не собирался извиняться даже перед Крестоманси.

– Мои родственники страшно на тебя разозлятся, – проговорила Марианна. – Они вечно твердят, что держать его взаперти – их священный долг.

При этих ее словах из-за деревьев раздался особенно зловещий и язвительный хохот.

– Судя по всему, не все они такие уж милые, – добавила она, испуганно глянув в ту сторону, откуда донесся хохот.

– Люди тоже не все милые, – отозвался Мур.

Марианна подумала про дедушку Эдгара и тетю Джой и сказала:

– И то верно.

В следующий миг проселок вывел их на яркое солнце. Они очутились на каменистом мысу, а внизу, за просторным зеленым лугом, виднелся Ульверскот. Мур с Марианной стояли над самой колокольней, и перед ними за крышей «Герба Пинхоу» тянулась главная улица. На ней было тихо и пусто: все разошлись по домам обедать.

«Наверное, этот каменистый мыс, – подумал Мур, – тот самый участок Ульверскотского леса, который все время маячил перед нами с Роджером, когда мы пытались туда попасть». Пока они поджидали отставшего Кларча, Мур поглядел в другую сторону, на просторные луга и поля, волнистые холмы, живые изгороди и извивы белой дороги – ему было интересно, видно ли отсюда замок.

И тут он увидел очень необычную, будто бы щетинистую черную тучу, которая надвигалась из-за ближайшего холма. Она растеклась над скошенным лугом с одной стороны и пастбищем с другой и, колыхаясь, хлынула на дорогу. Туча мчалась на них со скоростью автомобиля. Из ее недр доносилось что-то похожее на сердитое жужжание.

– Это еще что такое? – спросил Мур у Марианны. – Рой гигантских ос?

Марианна посмотрела и побелела.

– Господи! Это Фэрли! На метлах и велосипедах!

Теперь и Муру было видно, что это люди – злые решительные девочки и женщины от мала до велика на жужжащих метлах и не менее злые мальчики и мужчины, яростно колесившие по дороге.

– Мне надо бежать вниз и всех предупредить! – воскликнула Марианна и со всех ног помчалась через луг.

Но поздно. Марианна и трех шагов не успела сделать, как орда Фэрли хлынула в Ульверскот, и все от них почернело. Визжа от торжества и злости, всадницы повскакали с метел, подняли их и принялись молотить в окна. Их нагнали велосипедисты, с гиканьем затормозили и стали швырять в разбитые окна порошковые зелья. Пинхоу в домах закричали.

На крики из «Герба Пинхоу» вывалила толпа мужчин, которые там обедали, со стульями, табуретами и столиками наперевес. Марианна разглядела дядю Чарльза, который размахивал ножкой от стула, и дядю Артура, который бросился вперед с козлами для дров. Все они, оглушительно улюлюкая, набросились на велосипедистов. Из домов на улицу хлынули новые Пинхоу, а кто-то свесился из окон на втором этаже и стал кидать и лить на Фэрли все, что попадалось под руку.

У разбитых окон аптеки и бакалеи вспыхнули стихийные сражения. Хрустело под ногами битое стекло, в воздухе мелькали бутыли и сырные головы. Метлы лупили кого попало направо и налево. Секунда – и главная улица превратилась в буйную мешанину погнутых велосипедов и визжащих, вопящих людей. В задних рядах Марианна заметила Бабку Нору Фэрли – та выкрикивала приказы своей армии и щелкала огромным хлыстом. С другой стороны толпы, у подножия холма, из дверей почты выскочила тетя Джой, размахивая стойкой от лесов, словно копьем, и выкрикивая проклятия. За ней спешили дядя Исаак и дядя Ричард. За ними Марианна увидела собственных родителей. Мама держала свою новенькую метлу, а папа, кажется, размахивал на бегу ножовкой. Мама Николь вышла из дома при полном параде – она собиралась навестить Николь в больнице, – ойкнула, юркнула обратно в дом и заперлась. Выше по склону, с другого конца, дедушка Лестер, который прикатил на автомобиле, чтобы подвезти маму Николь в больницу, ощерился и поехал прямо в спину Бабке Норе. Однако та вовремя его заметила и левитировала на крышу его машины – и там и ехала, щелкала хлыстом и силилась разбить лобовое стекло метлой. Но дедушка Эдгар все равно медленно, но верно катил вперед и все норовил задавить встречных Фэрли, однако под колеса попадались только велосипеды.