Кошки-мышки - Вера Каспари

Беделия кивнула.

– Чарли сказал, что вчера вы дали ему порошок. Почему вы мне об этом не сказали?

– Это всего лишь успокоительное, – сказала она. – Оно не могло причинить ему вреда.

Бен замер. Казалось, он превратился в статую, живыми оставались только глаза. Изучив лицо доктора, он перевел взгляд на Беделию и больше не сводил с нее глаз.

– Что за успокоительное? – спросил доктор Мейерс.

– По рецепту знаменитого специалиста из Сан-Франциско. Он прописал его пожилой даме, у которой я работала.

– И вы дали его Чарли?

Она кивнула.

– Разве вы не знаете, что опасно давать людям лекарства, прописанные другим?

– В нем не было ничего опасного. Я сама часто принимала его. Против газов. Оно очень хорошо расслабляет.

– Я бы хотел взглянуть на этот порошок, – сказал доктор.

Она вышла. Мужчины смотрели ей в спину, пока она не скрылась из виду.

– Пищевое отравление, – сказал Бен. – Доктор, вы уверены, что именно это стало причиной болезни мистера Хорста?

Властный тон человека, который не являлся членом семьи и был фактически незнакомцем в городе, оскорбил доктора Мейерса. Он наклонился, чтобы завязать шнурок, и пробормотал:

– Я слышал, вчера вечером он ужинал у вас, мистер Чейни.

– У меня ужинали несколько человек. Все ели одно и то же. Больше никто не заболел.

– Миссис Хорст говорит, ему подали особый десерт, заварной крем. Остальные ели пирожки. Что было в креме?

Бен пожал плечами.

– Об этом вам может рассказать моя служанка, Ханна Фрост. Но я сомневаюсь, что такой приступ могло вызвать столь простое блюдо. Да и остатки заварного крема, наверное, все еще в кладовой, можете его исследовать.

Доктор снял с крючка пальто. Повернувшись к Бену спиной, он сказал:

– Вы об этом хотели со мной поговорить, мистер Чейни? Потому что один из ваших гостей чем-то отравился? Когда я выясню, что послужило причиной болезни, я дам вам знать. – Он обмотал вокруг шеи шарф неуместно веселой расцветки.

– Вам не кажется, что за ним должна ухаживать профессиональная сиделка?

Доктор резко обернулся. Вопрос разозлил его, ведь он и сам предлагал это, но потом пошел на поводу у Беделии и позволил переубедить себя.

– Почему вы проявляете к этому такой интерес, мистер Чейни?

– Чарли мой друг, и я хочу, чтобы для его выздоровления было сделано все, что возможно. Кроме того, – Бен придвинулся ближе к старику, – мы должны подумать о здоровье миссис Хорст. Вы считаете, ей хватит сил ухаживать за ним… в ее положении?

Выскочив из тени на лестнице, Беделия поспешно подошла к доктору и схватила его за руку.

– У меня будет ребенок.

– Ах! А я как раз думал о вас. Вы полнеете. Надо бы осмотреть вас в ближайшие дни.

– Я хорошо себя чувствую. Никогда не чувствовала себя так хорошо, – сказала Беделия и протянула Мейерсу коробочку с пакетиками успокоительного порошка. – Вот это лекарство, доктор. Его изготовили в аптеке Лавмана. Мистер Лавман все о нем знает.

Доктор убрал коробочку в карман пальто.

– На мой взгляд, с Чарли ничего страшного, миссис Хорст. Просто дайте ему полежать, и пусть ест легкую пищу. Я зайду завтра. – Он открыл дверь, и на них пахнуло холодным воздухом. – До свидания, мистер Чейни, – сказал доктор и захлопнул дверь.

Беделия положила руку на перила лестницы и посмотрела ему вслед. Дождь отбивал по крыше печальный ритм. Паровые радиаторы перегоняли по дому потоки теплого воздуха, но не могли одолеть царивший в прихожей холод. Беделию колотила дрожь. Заметив, как пристально смотрит на нее Бен, она мягко пожала плечами, повернулась и ушла в «логово».

Эллен набирала статью на печатной машинке «Оливер» со сломанной клавишей «Д». Руки дрожали, и она делала больше опечаток, чем обычно. Жена доктора Мейерса заверила ее, что жизнь Чарли вне опасности, а Мэри сказала, что он отдыхает. «В августе прошлого года мистер Хорст женился на миссис Беделии Кокран, вдове Рауля Кокрана, известного художника из Нового Орлеана, Луизиана». Стол Эллен стоял среди сломанных, пыльных столов, к которым страшно было прикоснуться, не рискуя посадить занозу. По шумному, некогда фабричному помещению с цементным полом и оштукатуренными стенами гуляло оглушительное эхо. «Они встретились в Колорадо-Спрингс, Колорадо, куда мистер Хорст приехал на отдых после смерти своей матери, миссис Харриет Филбрик-Хорст, пользовавшейся уважением в нашем городе и многими любимой».

В пять минут первого Эллен закрыла машинку и вышла из редакции. По городу ходили слухи, что сегодня из Нью-Йорка должна приехать мадам Шуман-Хайнк[40], чтобы посетить семью музыкантов, недавно купивших здесь дом. Редакция газеты находилась всего в трех кварталах от железнодорожной станции, однако сильный ливень вынудил Эллен проехать их на трамвае. Дул неистовый ветер. От зонта не было никакого толка. Ветер трепал женские юбки, вздымая их высоко над обувью, но нагловатые лоботрясы, которые обычно стояли на углу улиц в надежде хоть мельком увидеть рифленый черный чулок, попрятались теперь в барах и бильярдных.

На вокзале пахло резиной, влажной шерстью и паром. Эллен стояла у залитого ливневыми потоками окна, разглядывая пассажиров, приехавших из Нью-Йорка. Шуман-Хайнк ни с кем нельзя было спутать. Вдруг она заметила, как по мокрому от дождя перрону бежит Бен Чейни, и подумала, уж не набраться ли ей храбрости и попросить его отвезти ее домой. Но когда она увидела, что он встречает женщину, храбрость вмиг улетучилась, и Эллен отступила в темный угол, чтобы, покидая вокзал вместе со своей спутницей, Бен ее не заметил.

Под проливным дождем Эллен поспешила назад к трамваю. Поездка заняла всего десять минут, но показалась ей бесконечной. Обед выдался еще хуже. Родители Эллен, школьные учителя на пенсии, любили порассуждать о высоком, и за столом запрещено было сплетничать. Как только приличия позволили Эллен удалиться, она позвала Эбби наверх и, плотно закрыв дверь в спальню, принялась описывать сцену, увиденную на железнодорожной станции.

На Эбби рассказ не произвел никакого впечатления.

– Ну и что в этом особенного? Если бы ты не пряталась и заговорила с ним, он бы наверняка представил тебя своей любимой крестной или тетушке, оставшейся в старых девах.

– Вот уж на тетушку она совсем не была похожа! Они так оживленно, с интересом беседовали, как будто их связывало какое-то важное общее дело.

– Ты же сказала, это была невзрачная дама средних лет.