Пляски с волками - Александр Александрович Бушков

многое смотрю иначе, особенно сейчас. Но этими еретическими мыслями с подполковником безусловно не следовало делиться…

– Я не говорю, что нам совершенно следует забыть о Жебраке, – продолжал подполковник. – Подождем, посмотрим, не прибавится ли толковой информации. В конце концов, наша главная задача – не за колдунами наблюдать в подзорную трубу, а вплотную заниматься поисками архива. Искать любые следы, ведущие к Кольвейсу, пусть он и угодил на тот свет. Где-то осталась его лежка, где-то, возможно, живут люди, каким-то образом с ним связанные…

– Вот об этом и разговор, – решился я. – О следах, ведущих к Кольвейсу, пусть и отправившемуся в Валгаллу. Есть у меня одна идея, но на ее претворение в жизнь понадобится ваша санкция. Идея у меня такая…

…Дорога, как и следовало ожидать, оказалась широкая, на ней могли свободно разъехаться две телеги. Тянулись две глубокие, накатанные колеи, поначалу доставившие некоторые хлопоты – «Виллис» был пошире крестьянских телег, и я не сразу приноровился вести машину по гладкой земле между ними, но потом дело наладилось, да и не так уж далеко от Косачей располагалась мельница.

Когда впереди показалась обширная прогалина, я остановил машину на краю соснового леса и какое-то время рассматривал невооруженным глазом «хозяйство Жебрака». Стояла спокойная тишина, пахло хвоей, сосновой смолой и еще чем-то лесным, небо было безоблачное, закатное солнце клонилось к острым верхушкам сосен – и это, мне показалось, были неподходящие декорации для «чародейского гнезда», где обитали люди, которых иные всерьез подозревали в оборотничестве и прочих умениях из волшебных сказок. Уместнее был бы зловещий сумрак, завывание ветра, вспышки молний на закутанном живописными грозовыми тучами небе – как в старинных романах ужасов. Но меня окружающая пастораль вполне устраивала. Гроза с молниями и прочая непогода как нельзя более уместны в готических романах, а вот в жизни, вспоминая разные эпизоды из прошлого, только создают массу неудобств…

Я с нешуточным любопытством долго смотрел на приземистое, большое здание с высоким колесом, наполовину погруженным в воду, – из потемневших толстых бревен, с крышей из кровельного железа.

Впервые в жизни лицезрел водяную мельницу своими глазами, до того видел лишь на картинах и однажды на оперной сцене, но та декорация была гораздо скромнее. Судя по виду, мельницу не перестраивали с тех пор, как ее тут поставил Жебрак-старший, а вот крышу наверняка не раз подновляли и красили – темно-коричневая краска не выглядела такой уж старой и нигде не облупилась. У длиннющей коновязи, рассчитанной на добрую дюжину лошадей, сиротливо стояла одинокая телега, запряженная пузатой лошаденкой мышиной масти, и два мужика, скособочась, несли к ней мешки – на телеге уже лежала парочка. Колесо размеренно вращалось, неспешно и где-то даже величественно – ага, производственный процесс продолжался. И ведь для него не требовалось ни пара, ни электричества…

Поодаль стоял солидный дом из бревен потоньше, но таких же основательных, под железной крышей того же цвета (впрочем, в тот же колер окрашены крыши всех без исключения строений, даже колодцы). Рядом второй, гораздо меньше – ага, для бар и черной кости. Предназначение остальных угадывалось легко: конюшня, коровник, свинарник, птичник, сарай, все построено добротно, с расчетом, надо полагать, на будущие поколения. Два аккуратных деревянных сортира на задах – видимо, и здесь учитывались этакие сословные различия. От строений к лесу протянулось свежевскопанное поле, судя по нескольким кучам сохнущей ботвы, картофельное, недавно убранное, размахом не меньше чем соток в пятьдесят. Длиннющая аккуратная поленница. У конюшни бричка и телега, уставившие оглобли к безоблачному небу. Словом, чуть ли даже не помещичья усадьба, обустроенная и обжитая.

Я поднял к глазам восьмикратный Цейс. Ага! К телеге у коновязи подошел высокий бородач, о чем-то спокойно с мужиками заговорил. Голова непокрыта, просторная рубаха распахнута на груди, поверх нее длинный фартук, припорошенный мучной пылью. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы опознать в нем мельника и узнать Жебрака по профессионально точному описанию Бареи.

До этого я мельника видел вживую только один раз – и не в жизни, а на оперной сцене. И снова: ищите девушку… Девушка, за которой я ухаживал на четвертом курсе (и едва не ставшая моей женой) происходила из семьи потомственных интеллигентов, духовные запросы, высокопарно выражаясь, имела высокие, очень любила оперу (хотя безусловно не относилась к «сырихам»[50], о которых отзывалась с насмешкой). Вот так и получилось, что и я, сопровождая ее по долгу галантного кавалера, за три месяца выслушал целых восемь опер (чего со мной не случалось ни прежде, ни потом, я и сейчас чуточку недоумеваю, почему в опере люди поют, вместо того чтобы говорить нормально. (Дело прошлое, но я до сих пор уверен, что именно ее высокие культурные запросы развели нас бесповоротно в разное стороны – кино она считала «примитивным аттракционом», любимую мною оперетту «ярмарочным балаганом», а про цирк и клоунов я вообще молчу…)

Так вот, мельник из оперы «Русалка» Даргомыжского был не в пример живописнее Жебрака. Он-то как раз был космат, со всклокоченной дикой бородищей, посверкивал глазами из-под напоминавших беличьи шкурки бровей, а Жебрак аккуратно пострижен в «скобку» на старый купеческий манер, борода тщательно расчесана, движения несуетливые, как у самодостаточного, твердо стоящего на ногах крепкого хозяина. Совершенно не ожидаешь, что он встанет в красивую позу и затянет замечательным баритоном: «Кааакой я меельник? Я вооорон здеешниих мест!» Такие люди, как подсказывает мне житейский опыт, и в застолье не поют, считая это ниже своего достоинства…

Я отложил бинокль на сиденье рядом и не спеша поехал к мельнице. Я был один как перст – это входило в разработанные вместе с Радаевым правила игры. Совершенно не думаю, что меня здесь примутся убивать – с чего бы вдруг? Не разбойничье логово, но все же снарядился, как обычно на задание, на выход: в кобуре «ТТ» с патроном в стволе, кроме запасного магазина в кармашке кобуры еще один, в правом кармане галифе пристрелянный «наган», в левом дюжина патронов россыпью. С подобным арсеналом мы, случалось, в одиночку лазали по бандитским лесам, где любой встречный заведомо мог оказаться тем, кто с превеликим удовольствием отправит тебя на тот свет, – и ничего, обходилось. Правда, не для всех…

Как и следовало ожидать, все трое обернулись на шум мотора. Я остановил машину метрах в трех от них, выключил зажигание и вылез, поправил фуражку, планшет, подошел к ним и четко откозырял:

– Капитан Чугунцов, военная контрразведка «Смерш». Вы будете пан Жебрак?

– Да не такой уж большой пан, – сказал он непринужденно, без малейшей тревоги