Дитя феникса 2 - Барбара Эрскин

– Вы не подниметесь ко мне, чтобы поиграть для меня?

– Я всегда готов играть для вас, миледи.

Она улыбнулась:

– Скажите вашему мальчику-слуге, чтобы он отнес арфу ко мне в комнату.

Илайес был красивым молодым человеком невысокого роста и худощавым; у него были сильные руки и тонкие, гибкие пальцы, с подушечками, затвердевшими от постоянного соприкосновения с певучими струнами инструмента. Когда арфист поднялся, оказалось, что Элейн на голову выше него.

– Моя музыка глубоко волнует ваше сердце, миледи? – произнес музыкант, глядя ей в лицо, словно он был зрячий и хорошо ее видел.

Она кивнула, как будто он мог видеть ее жест, но он понял ее ответ. Илайес последовал за ней, нащупывая палочкой дорогу, а за ним пошел его слуга с драгоценной арфой в руках.

После жары от растопленных в большом зале очагов холод, стоявший в других помещениях, был особенно ощутим. Элейн быстрыми шагами пересекла двор, опустив голову навстречу ветру. За нею поспешали две ее дамы, а следом – Илайес со слугой. Лестница, ведущая в Большую башню, была широкая и крутая. Она освещалась зажженными фонарями, прикрепленными к стене на площадке каждого яруса. Толстый факел в фонаре у спальни Элейн догорал, треща и забрызгивая смолой пол.

В комнате у Элейн, в ее кресле, спала Мэг. Тут горела только одна свеча. Увидев миледи, девушка, испуганно вскрикнув, вскочила и невольно глянула на занавеси над окном.

– Миледи! Простите меня!

– Ничего страшного, девочка. Прости, что я так задержалась. Иди спать. Аннабель и Хильда, вы тоже идите. Оставьте меня наедине с любимой музыкой.

Элейн села и указала мальчику, куда должен сесть музыкант. Слуга с большой осторожностью поставил на пол арфу и подвел своего господина к стулу, а затем удалился в уголок. Илайес тихонько настраивал струны, готовясь играть для Элейн дальше.

V

Притаившись за занавесями, Ронвен не выдержала и заснула. Услышав, как в покои вошла Элейн, она вздрогнула и проснулась. Старая няня чуть не вскрикнула от испуга спросонья, но сдержалась, сразу вспомнив, где она сидит и зачем. Из-за плотной ткани она слышала неясные голоса; затем дверь закрылась. Ронвен затаила дыхание. Элейн была одна или с ней кто-то был? Ей в первый раз пришло в голову, что единственным местом, где можно было спрятаться в комнате Элейн, была оконная ниша, где она устроила засаду. Так что если кто-то и захотел бы спрятаться, то только здесь, в складках занавесей, вместе с ней.

Она задрожала, ожидая, что сейчас занавеси разойдутся и кто-нибудь появится прямо рядом с ней. Но ничего такого не случилось. Она долго ждала, сидя в темноте и стараясь не дышать. Но вот послышались первые аккорды арфы. Голоса затихли, прозвучало несколько первых нот, – арфист в тишине настраивал инструмент. Затем ноты слились в мелодию. Музыка была нежной, медленной, усыпляющей, – она пробуждала чувственность. Ронвен поближе подвинулась к краю занавеси и слегка отвела его от стены, чтобы образовалась щель, в которую можно было бы одним глазом подсматривать, что происходит в комнате. Там горела только одна свеча, и немного света исходило от растопленного очага. Элейн неподвижно сидела на стуле, опираясь локтями о стол. Дрожащее пламя свечи освещало ее лицо. Арфист играл, повернувшись к ней вполоборота, и из-под его ласкающих струн пальцев текла музыка. Похоже, они были совсем одни. Ни Аннабель, ни Хильды нигде не было видно. Ронвен поежилась и устроилась поудобнее, чувствуя, как холод проникает в ее конечности, которые ужасно ныли: она продрогла и окоченела, скрючившись в засаде. Позади нее в оконную щель со свистом задувал ветер; звук был жалостным, тоскливым. Так, значит, любовником Элейн был этот арфист и это он вернул румянец ее щекам? Ронвен подалась чуть вперед, пытаясь разглядеть его лицо, хотя знала, что это был Илайес. Кто, кроме него, мог так играть? Прислушиваясь к звукам музыки, она размышляла. Затем помотала в темноте головой: нет, ее любовник не Илайес.

Отодвинувшись от занавеси, Ронвен снова села на подоконник. Ей было холодно и неудобно и хотелось в постель, но она была в ловушке. Ей ничего не оставалось делать, как дожидаться, когда Элейн уляжется в постель и заснет. Тогда она сможет как-нибудь выбраться из укрытия и незамеченной покинуть комнату. Она чувствовала себя так, словно ее обманули, и была не на шутку разозлена.

Она проснулась, во второй раз разбуженная голосами. Музыка уже не звучала. Подвинувшись ближе к щели между занавесом и стеной, она услышала голос Илайеса.

– Пришло время вам остаться одной, миледи, – тихо проговорил он. – Я лучше поиграю для вас завтра.

Элейн вдруг выпрямилась, и Ронвен заметила, как по ее лицу пробежала тень подозрения.

– Вы все поняли. – Ее голос резко прозвучал в тишине.

Илайес улыбнулся.

– Понял, миледи. Мне не нужны глаза, чтобы видеть. Я вижу то, чего не видят зрячие. – Он встал, и тут же с пола поднялся заспанный мальчик-слуга и поспешил к нему, чтобы помочь. Ронвен даже не заметила этого юношу, скромно сидевшего у двери.

Элейн почтительно дожидалась, пока Илайес шел к выходу в сопровождении своего слуги, и, только когда он, спустившись по лестнице, оказался на нижней площадке Большой башни, она подошла к двери и закрыла ее на засов. Затем она вернулась к очагу и подбросила в него несколько поленьев. Огонь опять разгорелся поверх затухающих угольков и пепла. Элейн удовлетворенно кивнула, решив, что этих дров вполне хватит на всю ночь. Задув свечу, которая горела на столе, она направилась к постели. Судя по всему, она желала обойтись без помощи служанок.

В спальне царил полумрак. Теплый отсвет пламени в очаге играл на стенах, глубокие, темные тени ложились на пол. Неожиданно для себя Ронвен поняла, что Элейн не одна. Недалеко от нее, в темном, словно бездна, пространстве, стоял мужчина. Она чуть не в голос ахнула, но никто из них – ни Элейн, ни мужчина – не обратили на нее внимания. Где же он прятался? Может быть, он уже был в комнате до того, как она туда пришла? Ронвен даже не почувствовала, как от ужаса волосы зашевелились у нее на голове. Прильнув к щели, она смотрела, что будет дальше. Элейн медленно, словно во сне, приближалась к мужчине. Его силуэт, почти такой же темный, как занавеси полога над кроватью, двинулся к ней навстречу. Мужчина протянул к Элейн руки и заключил ее в объятия.

Охваченная пламенем головешка громко затрещала в очаге, посылая в трубу столб искр, и Ронвен подскочила от неожиданности, но ни Элейн, ни ее возлюбленный не заметили этого. Они были целиком поглощены друг другом. Ронвен с замиранием сердца следила за происходившим, стыдясь того, что зрелище всколыхнуло похоть в ней самой, и все же была не в силах отвести глаз от любовной сцены. Но вот Элейн, наконец, оторвалась от своего возлюбленного. Словно в трансе, она начала раздеваться. Мужчина не помогал ей. Он отступил в тень; его силуэт слился с занавесью полога, и старуха потеряла его из вида. Она даже не знала, там он или куда-то исчез. Платье Элейн упало к ее ногам; Ронвен видела в темноте ее голые руки, – она подняла их, чтобы расплести косы. Волосы рассыпались у Элейн по плечам, и она медленно, через голову, начала снимать с себя рубашку, чувственно потягиваясь и выгибаясь, как бы давая налюбоваться своим телом; рубашка упала к ее ногам. Только тогда мужчина вышел из тени, и Ронвен заметила, что он тоже обнажен. У нее по спине побежали мурашки. Она не понимала, когда он успел раздеться. Он ведь даже не пошевелился.