Младший брат - Кори Доктороу

Этого следовало ожидать.

Лидер икснета: Я мог бы пронести в самолет металлический предмет. ДНБ правит без моего согласия. Юные икснетовцы: США, вон из Сан-Франциско!

И это только хорошие заголовки. Народ услужливо слал газетные статьи, чтобы я мог разместить их на своем блоге, но заниматься этим мне хотелось меньше всего.

Я все-таки облажался. После моей пресс-конференции журналисты пришли к выводу, что икснетовцы либо террористы, либо пособники террористов. Самой вредной оказалась ведущая выпуска новостей канала «Фокс», очевидно, решившая в конце концов почтить нас своим присутствием. В десятиминутном комментарии она рассказала телезрителям о нашей «преступной измене». На всех открытых мною информационных сайтах цитировался ее патетический завершающий пассаж:

«Они говорят, у них нет имени. Думаю, у меня найдется подходящее имя для этих избалованных подростков. Назовем их „Каль-Каида“ по первым буквам их родного штата, потому что они выполняют за террористов их работу дома, в Калифорнии. И когда — не если, а именно когда — в Калифорнии вновь прогремят взрывы, вина ляжет на этих выродков в не меньшей степени, чем на саудовскую династию».

Руководители антивоенного движения объявили нас «отщепенцами». Один из них выступил по телевидению с «разоблачением» департамента национальной безопасности, который, по его словам, инспирировал наше возникновение с целью дискредитировать пацифистов.

Дээнбисты на собственной пресс-конференции обещали удвоить усилия по обеспечению безопасности в Сан-Франциско. Они принесли с собой надыбанный где-то арфидный клонер и продемонстрировали прессе, как с его помощью можно угнать автомобиль. В завершение они призвали всех граждан к бдительности, а также просили обращать внимание на подозрительных молодых людей, особенно тех, кто прячет руки.

Они и не думали шутить. Я дописал свою работу по бит-поэзии и взялся за сочинение о «лете любви» 1967 года, когда десятки тысяч участников антивоенного движения и хиппи собрались в Сан-Франциско. В городе имелось немало архивов и экспозиций, где я мог найти материалы на эту тему, в том числе музей хиппи на улице Хейт — его открыли учредители компании «Бен-энд-Джерриз», в прошлом сами хиппи.

Но перемещаться по городу было не так-то просто. На протяжении недели копы останавливали меня в среднем четыре раза на день, обыскивали, проверяли документы, спрашивали, почему я шляюсь по улицам средь бела дня, тщательно изучали мою справку из школы об отстранении от занятий.

Мне повезло, меня ни разу не арестовали. Но другие икснетовцы оказались менее удачливыми. Каждый вечер дээнбисты возвещали по телевидению об очередной поимке икснетовских «зачинщиков» и «агентов», раскладывали перед камерами конфискованные арфидные сканеры и прочие девайсы, обнаруженные у ребят в карманах. Задержанные якобы уже начали «давать показания», называть имена «сообщников», раскрывать «организационную структуру икснетовской сети». Объявлялось также о предстоящих вскоре новых арестах. Часто упоминалась «кличка главаря» M1k3y.

Все это приводило отца в восторг. Мы смотрели новости вместе — он злорадствовал, а я потихоньку съеживался от нехорошего предчувствия.

— Ты знаешь, какую методику применяют против этих ублюдков? — восхищенно делился со мной папа. — Мне самому довелось наблюдать. Поймают парочку и начинают сверять списки адресов, с которыми они связываются в Интернете, и содержимое их мобильников. То же проделывают с другими задержанными, находят совпадения и ниточки, которые ведут к новым подозреваемым. В конце концов всю эту сеть распустят, как старый свитер!

Я отменил визит Энджи к нам домой, зато все чаще наведывался в гости к ней. Ее сестра, Тина, даже стала называть меня «постояльцем». Это звучало примерно так: «А постоялец к ужину спустится?». Мне нравилась Тина. Ей ни до чего не было дела, кроме танцев, вечеринок и парней, но в ее компании не соскучишься, и в старшей сестре она души не чаяла. Однажды вечером, когда мы вместе закончили мыть посуду после ужина, Тина вытерла руки и сказала как бы между прочим: «Знаешь, Маркус, ты вроде бы нормальный парень, мне, во всяком случае, нравишься, а Энджи по тебе с ума сходит. Однако имей в виду: если ты ее обидишь, я тебя из-под земли достану, возьму за мошонку и натяну ее тебе же на голову. Учти, мало не покажется».

Я заверил ее, что скорее сам натяну свою мошонку себе на голову, чем обижу Энджи, и Тина удовлетворенно кивнула: «Ну, вот и договорились».

— Убойная у тебя сестричка, — заметил я Энджи, опять лежа вместе с ней на кровати и просматривая икснетовские блоги. Мы только этим в основном и занимались: валяли дурака да лазили по икснету.

— Она, случайно, не произносила свою коронную фразу про мошонку? Это отвратительно. Знаешь, ей почему-то нравится слово «мошонка». Но ты не обращай внимания, тут ничего личного.

Я поцеловал Энджи. Мы стали читать дальше.

— Ты только послушай, — сказала Энджи. — «В грядущие выходные полиция рассчитывает осуществить от четырехсот до пятисот арестов в ходе предстоящей самой широкомасштабной на сегодняшний день операции против икснетовских диссидентов»!

Меня чуть не стошнило.

— Нельзя этого допустить, — сказал я. — Знаешь, есть ребята, которые сейчас джамят еще больше, просто желая доказать, что им море по колено. Ну не дурдом ли?

— А я считаю, что они молодцы, — ответила Энджи. — Пусть знают, что нас не запугать.

— Что? Нет, Энджи, нет! Мы не можем дать им повод бросить за решетку сотни ребят. Я сидел в тюрьме и знаю, что это такое. Там гораздо хуже, чем ты думаешь. Ты даже не представляешь, как там паршиво.

— У меня достаточно богатое воображение, — сказала Энджи.

— Ну все, хватит. Это слишком серьезно. Я не могу допустить новых арестов. А если буду сидеть сложа руки, то стану тем гадом, за какого меня держит Ван.

— Маркус, я прекрасно понимаю, насколько это серьезно. Ты думаешь, те ребята не знают, что им грозит тюрьма? Они, как и ты, борются за правое дело. Так поверь, что они делают это сознательно, предвидя последствия собственных поступков. И не тебе решать за них, бросить вызов опасности или спрятаться от нее.

— В моих силах остановить их, а значит, я несу ответственность за те самые последствия.

— Ты же все время отнекивался, когда тебя прочили в лидеры?

— И сейчас говорю, что никакой я не лидер. Но куда деваться, если люди сами обращаются ко мне? И если от меня зависит, останутся ли они на свободе, то я должен это сделать! Ну скажи, разве не так?

— Я могу сказать только, что ты готов рвать когти при первых признаках опасности. Боишься, что тебя вычислят. Думаю, ты дрожишь прежде всего за свою свободу!

— Ну, ты уж совсем меня с дерьмом смешала, — пробормотал я, отстраняясь от Энджи.

— Ай-ай-ай, бедненький мальчик! А кого чуть кондрашка не хватил, когда его в лицо назвали секретным-рассекретным ником?