Смутное время - Владимир Торин

Охотница злилась, ведь проклятый гилли ду[27]едва не спугнул ее жертву…

«Залезай обратно к себе в дерево и жуй своих муравьев и мух», – мысленно бросила она.

Дух с серым тельцем, не больше крольчонка, нагло подмигнул ей желто-зеленым глазом и исчез в дупле.

Вдруг она уловила то самое, чего одновременно ждала и боялась: к запахам и звукам темного леса примешались вонь огромного немытого существа и скрежет зубов, обгладывающих кость оленя.

Она увидела его. Во тьме под деревьями шевелилось нечто огромное с руками и ногами, не уступающими по толщине вязам и букам, голова походила размером на хороший валун, она и была, к слову, покрыта мхом, как камень. И правда, когда-то это существо было обычным камнем, ничем никому не грозившим, а в один не слишком счастливый для окружающих день превратилось в громадного тролля. Именно тролля. А она была ловцом подобных ему.

Охотница медленно-медленно подняла лук. Стрела была готова сорваться в полет и вонзиться в толстую шкуру чудовища, в единственное уязвимое место – незаметную впадинку на животе, прикрытую грязными шкурами, в которые облачалась сия злая шутка Отца Всех Зверей.

Упругая тетива подрагивала под наложенной на нее стрелой. Охотница выискивала на чернеющей вдали туше монстра нужное место, ведь она не хотела его убивать, ей нужно было его пленить.

Пальцы уже приготовились отпустить тетиву, зверь не шевелился, еще миг и…

«Хруп…» – раздалось за спиной – кто-то неосторожно наступил на сухую ветку.

Стрела сорвалась и, лихо просвистев, вонзилась в дерево, под которым сидел тролль.

Чудовище обернулось и, увидев женщину с длинной, выкрашенной в синий цвет косой, заревело.

– Арррагх!!! – бесновался монстр на весь лес. – Арррагх!!!

Тролль бросился прочь, его суматошное бегство сопровождалось треском ломаемых деревьев и грохотом тяжелых шагов. Если бы не близившееся к полудню время, неудачливой охотнице очень бы не повезло. Чудовище не ринулось бы спасаться, а попросту напало на нее и попыталось разорвать в клочья.

Женщина резко обернулась, выхватывая из-за пояса кривой кинжал.

На нее недоуменно, со слегка пришибленным видом смотрел орк.

– Ах ты, урод эдакий! – заорала на него охотница. – Ах ты, шишка зеленая! Да чтоб тебе пусто было! Да чтоб ты ногу себе сломал о корягу! Да чтоб ты треснул!

Проклятия сопровождались недвусмысленным перебрасыванием кинжала из одной руки в другую. Женщина зависла над оторопевшим беднягой, как грозовая туча.

– Да что ты… я всего лишь… – начал с грехом пополам защищаться орк. – Но это… я не…

– Чтоб тебя стервятник клюнул! Больно! – продолжала охотница.

Она подошла и толкнула орка. Тот упал – недюжинная сила была в руках стройной орчихи.

Этого он стерпеть уже не мог:

– Да ты что, сбрендила совсем, женщина? Да ты знаешь, кто я? Я тебе не какой-нибудь замшелый дубина из урочища!

– Мне плевать, кто ты! – ярилась охотница. – Ты чего это здесь ошиваешься?! Испортил, ууу, проклятый! Все испортил. – Она вскинула кинжал, готовясь вонзить его в голову орка.

– Я здесь, чтобы пройти испытание! – едва успел выговорить он.

Кинжал завис на полпути к его морде.

Орчиха убрала оружие и попристальнее взглянула на распростертого перед ней чужака. Не сказать что он был молод, но и не сказать что стар – не больше тридцати зим, длинные волосы цвета воронова крыла… тьфу, проклятая птица… рассыпались по земле, в них вплелись листья, травинки и маленькие обломанные веточки.

– Ты не прошел посвящения в мужи? – презрительно скривилась охотница.

Орки, что проходят Первую Охоту и становятся из мальчишек полноправными воинами – членами племени, заплетают волосы в хвост, но этот был далеко не мальчишкой.

– Я не обязан давать тебе ответ, о дева, – гордо, что совсем не соответствовало его позе, ответил орк, сжав в руке подол своего плаща.

А плащ был подлинно хорош! Шкура Небесного волка пошла на него, немного отливающая серебром стали и синевой зимнего заката. Нежная и теплая, должно быть.

Женщина заметила движение орка. Если шкура Небесного волка и есть трофей Первой Охоты, то этот растяпа заслуживает уважения, ведь после серебристого хищника свирепее и опаснее в степи только саблезубый тигр. Для пятнадцатилетнего мальчишки (а именно в этом возрасте проводится священный ритуал) – небывалая заслуга, и все же…

Орк поднялся на ноги, разумно решив, что хватит уже валяться на траве.

И оружие у него – небывалое. Секира подгорного народа, красивая, расписанная узорами и непонятными рунами. Необычен этот парень, эх, необычен. Но он, злые духи его подерите, спугнул ее тролля! И хоть охотница должна была, как и все орки, что встречают Готовящегося-встать-на-стезю, оказывать ему почтение и помощь, она все так же продолжала грозно глядеть на растяпу.

– Что тебе здесь нужно?

– Ничего, о дева… я просто… – Он сморщился. – Тебя увидел и… я не хотел мешать… просто…

– Чтоб я тебя больше никогда не видела, понял, мальчишка? – Она развернулась и пошла прочь. Он с тоской глядел ей вслед. – Еще раз увижу – проткну стрелой, – добавила она напоследок и скрылась в полутьме меж деревьями.

Прекрасной дамы взгляд

Поработил тебя.

Не скажешь ты ей: «Нет»,

Опасности кляня.

Попался сам в капкан,

И кто же виноват?…

Пути иного нет,

И смерти бьет набат.

Эпитафия на могиле рыцаря

24 апреля 652 года. За 9 дней до осады Элагона.

Северо-восток королевства Ронстрад.

Порог Конкра. Лес Хоэр.

Бывший сотник двадцать первой заставы Логнир Арвест и прекрасная эльфийская принцесса шли по лесам уже восьмой день. Шли молча, не говоря друг другу ни слова. Поначалу Логнир еще пытался завязать разговор, но стоило ему только обратиться к эльфийке, как та гордо поджимала губки и делала вид, что для нее слова человека не более чем назойливый шум. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре Логнир оставил любые попытки обратить на себя внимание своей спутницы.

За эти дни они добрались до Лесного кряжа, перешли через него и спустились в другой лес, совершенно непохожий на тот, где жили эльфы. Южный Конкр был солнечным, хвойным, изумрудная трава перемежалась пушистым ковром опавшей хвои, а высокие тонкие сосны и ели, казалось, задевали своими вершинами облака. Там вода в многочисленных ручьях и речушках была подобна чистейшему горному хрусталю и пахла самой весной, самим солнцем.