Игра правил - Александр Фломастер

За пару минут до наступления назначенной половины восьмого Мотина «тойота» уже въезжала к нам во двор, и, будучи осведомлённым о его дотошной пунктуальности, мы с Юмой заблаговременно ждали возле подъезда.

Встреча с ними была настолько доброй и тёплой, что мне казалось, будто только один я придаю особое значение предстоящему разговору у В. Мотя был абсолютно расслаблен и рассказывал мне, чем же Фримиум лучше «бесплатного Триала» и как в обозримом будущем пользователи интернета будут продавать свои персональные данные, вместо расточительного разбрасывания ими в настоящем. Юма и Мотина супруга Мира сразу же приступили к обсуждению своих прошлых встреч и новости об открытии какой-то художественной галереи, где можно будет увидеть работы Ильи Кабакова и Эрика Булатова. К слову сказать, Юма и Мира хорошо общались и за пределами наших совместных встреч. Они частенько созванивались и переписывались, плюс ко всему по вторникам вместе ходили в бассейн. При всём материальном достатке Мотиной семьи Мира всегда одевалась и выглядела весьма и весьма скромно. Полное отсутствие макияжа, из аксессуаров только сумочка, в хвост собранные русые волосы, джинсы с футболкой или свитшотом, либо, в зависимости от времени года, невзрачное платье на ладонь закрывающее колени. Разумеется, ни о каких высоких каблуках в её образе никогда и ни при каких обстоятельствах не могло быть и речи. Притом что в целом она выглядела очень ухоженно и опрятно. Ничего не хочу сказать, ведь это дело каждого, но в Мотиной супруге был явно заложен потенциал истинной красавицы, зачем-то усиленно ей скрываемый.

Возведённый на двадцати сотках земли двухуровневый дом из обожжённого красного кирпича скрывался за массивным трёхметровым каменным забором с изысканными коваными воротами. Отлично помню, сколько времени, нервов и денег В убил на один только проект дома и выбор строительно-отделочной бригады. Но, как видится, результат того стоил. Безусловно, в городе были дома значительно лучше, чем у В. И земля есть поближе к центру, с более удачным расположением. И сами постройки бывают куда более изощрёнными. Да и территорию свою облагораживают люди существенно интереснее, всякими модными ландшафтными дизайнами и изысками в озеленении. Короче говоря, в городе хватало конструкций и побольше, и получше, и покрасивее, и подороже. Но вероятней всего, я мусолил в своей голове все эти нюансы о «несовершенстве» только потому, что сам хотел такой же дом вместо своей скромной квартиры. И прекрасно осознавая нереалистичность такой мечты, лишь пытался доказать себе, что дом В «не так уж и хорош». Хотя если опустить все эти неуместные придирки, обусловленные собственными комплексами, то объективно его дом был действительно великолепным.

Ворота открывались с пульта — это позволяло хозяевам дождаться заехавшей во двор машины гостей и встречать их уже фактически стоя на крыльце.

— Роскошное жилище, роскошные хозяева! — выходя из машины выдал я с улыбкой в качестве приветствия.

— Жилище еле-еле средний класс, — без зазрения совести начал прибедняться В. — По крайней мере, как минимум таким жилище и должно быть у среднего класса в нашей стране! А хозяева да — роскошны, как всегда, во всех смыслах! — заулыбался он, подходя ближе и протягивая руку для приветственного рукопожатия.

В отличии от наших с Мотей жён, супруга В не работала и была домохозяйкой. Вернее сказать, она числилась таковой. А в реальности всю уборку по дому выполняли домработницы, а за территорией ежедневно следил специально обученный для этого дела человек, шутливо называемый В «администратором». Вилена — супруга В — больше занималась детьми и собственным внешним видом. По которому с трудом можно было определить, что она тридцатипятилетняя «домохозяйка» и мать троих сыновей, старшему из которых одиннадцать лет, а младшему три года. Скорее, да простит меня В за такие бестактные уточнения, Вилена была похожа на двадцатипятилетнюю супермодель или актрису.

Зайдя в дом, В провёл нас по кедровому паркету до одной из уютных гостиных, где на сегодняшний вечер планировалось размещение мужской половины компании. Он усадил нас вокруг стола и, раскинувшись в своём удобном кресле, заговорил:

— Не мог бы ты, — он обратился ко мне, — воспроизвести со своего телефона расположение фигур на доске?

— С радостью! — с искренним рвением я взялся удовлетворить его просьбу и начал расставлять фигуры согласно сделанному снимку на стоящей по центру стола шахматной доске.

— Супер! — благодарно кивнул В и продолжил говорить. — Ежели честно… я бы мог начать наш сегодняшний разговор с расспросов о ваших делах и рассказах о делах своих. О плодотворности вчерашней рабочей встречи и своих мыслях на этот счёт. Мог бы тратить своё и ваше время на бесполезную и, самое главное, никому из нас не нужную и не интересную болтовню. Альтернативой я вижу моментальное включение в продолжение позавчерашнего разговора. А именно в тему о том, что все Мотины слова о причинно-следственной связи и всём прочем, что связано с его комичным ЗУМом, — это научно неподтвержденная и ничем не обоснованная болтовня, в пух и прах рассыпающаяся при малейшем её рассмотрении через призму научного подхода.

Не скажу, что мне было комфортно пребывать в рамках таких резких поворотов разговора. Но если оценивать со стороны, то я прямо-таки восторгался навыком В контролировать течение беседы и запускать её в любое удобное для себя русло. Якобы непринуждённые дружелюбные фразы, обсуждения и как будто бы совместно принятые решения, а в действительности — жёстко продавленная воля одного человека. Ширма альтернативности с единственно возможным исходом, который он сам считает правильным. Возможно, такая линия поведения свойственна всем людям, долго и успешно занимающимся бизнесом. А может, это его индивидуальная особенность с рождения. Даже и не знаю. Но вместо рассуждений о целесообразности столь резкого поворота, Мотя без малейших колебаний приступил к ответу.

— Всегда забавляет, — с лёгкой иронией в голосе отозвался он, — сколь многозначительно люди извергают из себя словосочетание «научный подход». При произношении сего словосочетания на их выпирающей со лба огромной вздутой вене можно отчётливо прочитать зашкаливающее чувство собственной важности. Зашкаливающее за девять тысяч девятьсот девяносто девять ньютоно-штейнов. Одно лишь только словосочетание «научный подход» автоматически выводит их из блёклой массы невежд и возносит к вершинам интеллектуальной элиты, обуздывающей острие человеческого прогресса. «Научный подход»! Как же неучи всех мастей любят совать это словосочетание в какую ни попадя щель. В то время как наука полна теорий, рамок, ограничений и нерешённых вопросов, такой вот «любитель научного подхода» рассуждает о ней, как о чём-то завершённом и дающем на всё истинные и исчерпывающие ответы. К примеру, та же Стандартная модель зависит от девятнадцати числовых параметров, происхождение значений которых — неизвестно. Стандартная модель не даёт адекватного объяснения не только массам нейтрино и асимметрии материи и антиматерии, но и, казалось бы, такому фундаментальному процессу, как гравитация, который нужно было описать на микроуровне в первую очередь, но чего не было сделано. О да, казалось бы, гравитации даёт объяснение Общей теории относительности Эйнштейна! Даёт-то даёт, но лишь на макроуровне. А с квантовой механикой теория относительности не согласуется. Единственное место, где Общая теория относительности и квантовая механика пересекаются, — это чёрные дыры. Свойства которых, да и само существование — всё ещё под большим вопросом. Получается, что Стандартная модель рассказывает нам о микромире без гравитации, а Общая теория относительности Эйнштейна рассказывает нам о гравитации без микромира. А между собой эти две теории не согласуются. Как здорово, не правда ли? Стандартная модель убеждает нас в неопределённости процессов, а Общая теория относительности Эйнштейна настаивает на их детерминированности. Да и рассказывающая нам о микромире Стандартная модель упирается в предел глубины погружения, и она никакого понятия не имеет о том, как работает физика на масштабах меньше планковской длины. В общем, всё обстоит именно так, как говорил Ричард Фейнман: «Сегодня наши физические теории и законы физики — множество разрозненных частей и обрывков, плохо сочетающихся друг с другом. Физика ещё не превратилась в единую конструкцию, где каждая часть на своём месте. Пока что мы имеем множество деталей, которые трудно подогнать друг к другу».