НЧЧК. Теория Заговора - Яна Горшкова

– Нолвэндэ… – Шрак тоже почему-то попятился.

– А вы, гражданин Шрак, – я развернулась к гоблину, – если до сих пор не вычислили предательство, либо тоже куплены, либо попросту – некомпетентны!

– Ты соображаешь, что после таких заявлений просто вылетишь из НЧЧК с позором? – у Ытхана наконец-то прорезался голос.

– А плевать! – прорычала я и демонстративно сплюнула. – Только я вылечу не одна! Уж громкое разбирательство, суд офицерской чести и трибунал я вам с превеликим удовольствием обеспечу. В случае чего, за одну решетку сядем. Вы, граждане, кажется, забыли, что имя Анарилотиони что-то да значит в Столице. Если понадобится, то я и до самой Владычицы дойду, используя право личной аудиенции.

– Ытхан… а ведь у нее и впрямь на это дури хватит, – обеспокоено заметил Шрак.

Орк тоже сплюнул.

– Давай, иди! Дрянь такая, еще и семью свою приплела! А о репутации своего знаменитого семейства ты подумала?! Как на чести твоего отца отразятся твои сегодняшние выходки?

– Ах-ха, давайте, расскажите мне о репутации, дорогой полковник! – я фыркнула. – Давайте-давайте! Может быть, именно о репутации думал Таурендил ап-Нимгиль, когда трое суток вытаскивал на себе раненого бойца из-за линии фронта, хотя по инструкции должен был его попросту пристрелить, а?!

– Нечестный удар, Нол, – вздохнул гоблин.

– Моя честь всегда со мной, – я вдруг успокоилась и перестала кричать. – И сейчас она велит мне защищать раненого товарища, от явных врагов или от тайных, неважно. И мне плевать, какого цвета мундиры у предателей или сколько звездочек у них на погонах. Не таких шишек к стенке ставили. А репутация… да срала я на репутацию. Это – дело наживное.

– А я говорил, что ей давно пора к нам, – с непонятной интонацией заметил Шрак, обращаясь к орку. – Ты продул, Ытхан. Гони проигрыш.

– Как только, так сразу, – отозвался шеф. – Вот сейчас все брошу и начну доказывать этой… наследнице Железного Маэдроса… свою невиновность! С этаким фанатизмом, Нол, ты в конце концов окажешься либо на верхушке СИБ, либо у той самой стенки, которой ты нас тут пугаешь. Охолони. Тебе еще нет нужды в том, чтоб сажать и расстреливать своих командиров. Никто твоего ап-Телемнара больше не тронет. Я тебе обещаю.

– Очень надеюсь, – хмуро ответила я.

– Я так понимаю, полковнику ап-Нимгилю в ближайшее время светит знакомство с потенциальным зятем? – Шрак двусмысленно подмигнул.

– Ни хрена вы не понимаете, гражданин Шрак, – отозвалась я и поджала губы. – И не надо переводить вопросы офицерской чести и профессиональной этики в плоскость личных отношений. Я бы и вас так же защищала, если б вы оказались на его месте. Это – дело принципа, только и всего.

– Вот тебе, такой принципиальной, теперь и придется охранять нашего недобитого героя, – Ытхан ухмыльнулся. – Иначе нам со Шраком свою непричастность в жизни не доказать.

– Посмотрим, – сухо ответила я. – Но одно запомните крепко – Анарилотиони не бросают своих.

Удивительно, но на этой торжественной ноте мы и закончили. Граждане начальники более не делали попыток отобрать у меня Моего Эрина – их счастье! И все равно… если хоть кто-то из них попробует… Клянусь честью предков, в этом Распадке всем станет очень тесно. Я сказала.

* * *

Несколько раз Великое и совершенно непрозрачное Ничто вспарывал острый луч света, и в пышущие нестерпимой болью прорези сочились звуки и запахи. И голос. Срывающийся, злой, осипший, как на лютом морозе, который настойчиво звал Эрина и не давал ему безропотно стечь в черное русло безвременья, раствориться в тишине и покое.

Она звала… Нолвэндэ… она требовала вернуться…

Немедленно!

Сейчас же!

Сию секунду!

Потому что – Мой, потому что – Не Отдам, потому что – Люблю.

И Эрин ухватился за её голос из последних сил, словно за тончайший волосок, брошенный над бездной…

И удержался от бесконечного падения.

А потом в зияющий разрыв небытия заглянул крайне озабоченный товарищ Шрак, надул сизые щеки, дунул-плюнул и приказал: «Ты мне это брось, ап-Телемнар!», заставив эльфа жить и дышать.

Очень своевременно, между прочим, ибо Эрин все пытался сказать про либрусека, но у него никак не получалось. То кровью захлебнется, то сердце остановится. А соратники должны знать… должны что-то сделать… остановить… уничтожить кусачего гада…

Пахло отчего-то йодом, навевая давние воспоминания об армейском фельдшере – гоблине по прозвищу Аццкий Шприц, который все на свете болезни лечил этим самым йодом, а еще ихтиоловой мазью и несильным пинком под зад. И что самое удивительное – помогало абсолютно всем. Рука у Аццкого Шприца была настолько тяжелой, что одним уколом он мог убить хиндустанского мумака, до того болезненной у него получалась эта простая медицинская манипуляция. Сослуживцы от греха подальше предпочитали лечиться йодом и пинками.

И привиделся отчего-то капитану лорду ап-Телемнару тот памятный день, когда он вернулся домой со Второй Пиндостанской. Поезд в родной город пришел рано утром, и, вместо того, чтобы взять такси, Эрин отправился по улочкам пешком. Когда он поднялся на холм, как раз взошло солнце и, глядя на мирно дремлющий тихий городишко, где был знаком каждый камень, каждое дерево и практически каждый житель от мала до велика, Эринрандир ап-Телемнар понял, что ради этой сонной тишины он и взялся за оружие. Оно того стоило. А еще эльф окончательно поверил – впереди у него будет много всего, целая жизнь, надо лишь сделать первый шаг и спуститься с этого холма.

Он сделал шаг навстречу рассветному небу и… Как ни в чем ни бывало, Эрин открыл глаза и увидел рядом со своим изголовьем русоволосый затылок Нол. Она не просто сидела на полу рядом с его лежбищем голова к голове, с ноутбуком и автоматом, она его стерегла. Стерегла изо всех сил, точно драконица свою пещеру с сокровищами – сосредоточенно и целеустремленно, готовая на полном серьезе выстрелить в любого, кто приблизится к капитану ап-Телемнару с недобрыми намерениями.

«Нол! – мысленно сказал он, а когда мыслечтица вздрогнула и обернулась, добавил: – Нол, я тебя люблю».

Единственной фразой, которую Эрин смог вымолвить, оторвавшись от губ любимой, была:

– Это – либрусек!

Чудо что так, а то ведь эльф-энчечекист еще целые сутки не мог не только говорить, но и двигаться.

* * *

Самым сложным оказался процесс омовения – нельзя было оставлять Эрина и дальше в окровавленных тряпках! Но тут мне доблестно помогли славные дроу. Втроем с близнецами мы совлекли с бесчувственного, но уже не умирающего тела соратника заскорузлую от крови одежду и оттащили его в ванну. А после – тем же порядком отволокли на диван. Когда переодетый в больничную рубашку возлюбленный был наконец-то уложен на чистое и укрыт пледом, я смогла выдохнуть. Отправила одного из добровцев сторожить дверь, а сама принялась разбирать снаряжение, которое по моей просьбе дроу захватили из своего арсенала.