СМЕРШ идет по следу. Спасти Сталина! - Виктор Юнак

– Он должен был попасть в Кремль на торжественное заседание, посвященное годовщине Октября, оставить в зале портфель с радиоуправляемым взрывным устройством, незаметно покинуть зал и взорвать бомбу.

– А как он должен был попасть в Кремль?

– Таврин утверждает, что ему должен был вручить билет на заседание немецкий агент, внедренный в ГКО.

Абакумов тушит окурок о дно пепельницы, машет руками, разгоняя дым, и удивленно-настороженно смотрит на Барышникова.

– Имя агента?

– Таврин говорит, что не знает ни его имени, ни фамилии, ни даже должности.

– Плохо допрашивали, значит.

– Никак нет, товарищ генерал. Пытали. И я склонен верить Таврину. Слишком уж серьезное задание поручили ему немцы, чтобы ему раскрывать еще и имена своих агентов. Как говорится, береженого Бог бережет. Ему и без того дали слишком много явок здесь, в Москве и Подмосковье.

Полковник Барышников был прав. Хоть Шелленберг и поставил на карту очень многое, забросив в тыл к русским с таким заданием диверсантов, но все карты Таврину раскрывать не стал. Имя Владимира Минишкия, одного из самых высокопоставленных немецких информаторов, так и осталось тайной до конца войны. А по ее окончании Минишкий благополучно перебрался за океан, в США, где и прожил остаток жизни.

– На когда намечена встреча Таврина с агентом? – Абакумов глянул на часы.

– Накануне торжественного заседания, 5 ноября.

– Вы пробовали перевербовать Таврина?

– Да!

– Ну и?..

– Пока безрезультатно, товарищ генерал! Боится. Говорит, что бесполезно, его все равно расстреляют. Слишком уж много насолил он нам… А вот Адамичева оказалась более покладистой и согласилась поиграть с немцами в радиоигру.

– Без Таврина у нас ничего не получится. Немцы тоже не дураки. Наверняка и этот случай предусмотрели.

Абакумов встал, стал прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину.

– Хорошо, я сам, лично, допрошу Таврина и поговорю с ним. Может быть, моя генеральская форма и мое генеральское слово сделают его более покладистым. Ладно, идите, полковник. Мне нужно срочно увидеться с Лаврентием Павловичем.

Середина октября 1944 года. Москва. Квартира в одном из домов в центре столицы, которую ведомство Берии и сам нарком использовали для интимных встреч.

Берия сидит, полуразвалившись в кресле, и платком протирает очки. Перед ним на журнальном столике стоят вазы с разными фруктами и несколько бутылок грузинского вина. Напротив, в таком же кресле сидит Абакумов.

– Дэньги принес?

– Так точно, Лаврентий Павлович. – Абакумов открывает портфель и выкладывает на стол пачки рублей в банковской упаковке, конфискованные при задержании Таврина. – Все чисто, Лаврентий Павлович. Протокол изъятия переписали. Вместо пятисот тысяч Таврину якобы на проведение операции выдали триста тысяч. Остальные двести тысяч – перед вами.

Берия наклоняется вперед, берет по очереди каждую пачку, рассматривает со всех сторон, считает. Что-то бормочет себе под нос, смотрит на Абакумова. Затем берет три упаковки и бросает ему на край стола.

– Это тэбэ за удачно провэденную операцию.

Смеется. Вслед за ним, убирая свою долю назад, в портфель, смеется и Абакумов. Он хоть и был сейчас едва ли не вровень с Берией, но по-прежнему побаивался наркома.

– Да, за поимку такого важного диверсанта тэбя наградят. Сам видел на столе у Верховного прыказ.

– Спасибо за хорошую весть, Лаврентий Павлович, но я хотел бы уточнить – наградят только меня или других участников операции «Перехват» тоже?

– Толка тэбя, Виктор. – Берия разливал вино в бокалы. – Ордэн Кутузова первой стэпени. Как за апэрацыю фронтового масштаба, а? Вот за это давай випьем.

Берия поднимает свой бокал и ждет, пока то же самое не сделает Абакумов. Они слегка чокаются и пьют.

– Кстати, тэбя нэ удивляет это наше место встречи? – Берия, вытирая рот салфеткой, в упор смотрит на Абакумова.

Абакумов отрывает от ветки виноградинку, кладет в рот и какое-то время смакует ее.

– Честно говоря, удивляет, Лаврентий Павлович.

– Это хорошо, что удывляет, – усмехается Берия, берет в одну руку нож, в другую яблоко и начинает обрезать кожуру. – Есть у мэня адын план, о котором пока должны знать толка два человека. И оба они находятся здесь. Понятно я объясняю?

– Вполне, Лаврентий Павлович. – Абакумов побледнел. – Вы же знаете, я хранить тайны умею.

Берия отрезает кусочек от яблока и кладет в рот, тщательно пережевывая.

– Знаю, знаю. Я болтунов нэ люблю. Как учит наш дорогой вождь: болтун – находка для шпиона, а?

– Совершенно верно, – смеется Абакумов. – Разрешите, Лаврентий Павлович, я налью вам вина?

– Почему толка мне? Себе тоже наливай.

Абакумов разливает вино, и оба опустошают бокалы, на сей раз не чокаясь.

– Ти знаешь, Виктор, авантюра германских спецслужб, подготовивших покушение на Гитлера 20 июля, навела меня на одну мисл. Но повода нэ было.

Абакумов начал обо всем догадываться, и холодный пот прошиб его лоб. Он достал платок и начал вытирать лицо. Берия, поглощенный поеданием яблока, казалось, не замечал этого, продолжая говорить.

– А тут и повод появился. Фашисты, оказивается, нэ дураки: они вместе со своим фюрером хотели одновременно покончить и с нашим, а! Ха-ха-ха!

Берия залился хохотом, прерывавшимся то всхрапами, то всхлипами.

Абакумов замер, глядя в лицо наркома. «Проверяет или провоцирует?» – В висках у главного смершевца начало покалывать.

Берия успокаивается и подозрительно смотрит на Абакумова.

– Слушай, Абакумов, ты чего нэ смеешься. Разве нэ смешно?

– Я вас не совсем понимаю, Лаврентий Павлович.

– А, слушай, все ты понимаешь. Просто боишься. А? Ну, сознайся, боишься или нэт? Ну!

– Боюсь, Лаврентий Павлович, вы правы.

– А! А кого болше боишься: мэня или его? – Берия поднимает вверх указательный палец.

– Обоих! – после секундной паузы ответил Абакумов.

Берия снова захохотал, хлопнув собеседника по коленке, и на сей раз Абакумов не стал сдерживаться, присоединившись к Берии.

– Вот этим ты мне и нравишься, Виктор, – сквозь смех произнес Берия. – Из любой ситуации викрутишься.

Впрочем, Берия тут же берет себя в руки и дальше говорит совершенно серьезно, отложив на блюдце огрызок яблока.

– Так вот, у мэня есть адын план. Кроме тэбя я думаю посвятить в него еще Меркулова… Я хочу, чтоби этот ваш, ну, как его… диверсант этот…