У любви есть время - Екатерина Шерив

ты не одна. И пока Павел был добр к ней, она воспользуется этим, а он может думать про неё, что хочет.

Она уснула моментально.

***

С каждым днём жизнь Аэлиты становилась всё более насыщенной. Её беременность оказалась в центре всего и все остальные вещи стали крутиться вокруг её будущего ребёнка и напрямую зависеть от него.

Она решила, что пока не узнает пол ребёнка, то ничего покупать для него не будет. А ещё её раздражали вопросы, кого она больше хочет, мальчика или девочку. На это она всем отвечала одинаково: «Кто у меня родится, того я и хочу». У неё не было предпочтений относительно этого вопроса.

Родители Павла стали уделять Аэлите много внимания. После того как Павел сказал им, что у них скоро будет внук, они стали часто приходить к ним в гости. Сергей Петрович много улыбался Аэлите и расспрашивал о её самочувствии. Он делал это настолько искренне, что у Аэлиты от этого даже становилось теплее на сердце.

Мария Борисовна радовалась будущему внуку от всей души, но делала это, плохо скрывая переживания. Что именно её беспокоило, Аэлита даже не могла предположить. Но она была уверена, что эта женщина желала ей только добра.

Изабелл тоже активно интересовалась самочувствием Аэлиты и протеканием беременности. Теперь она звонила каждый день и иногда, Аэлите казалось, что мама находилась от неё не за сотню километров, а жила с ней под одной крышей.

Что касается Павла, то его поступки шокировали Аэлиту до тех пор, пока она к ним не привыкла. С тех пор как он вернулся из Сочи, то стал спокойнее, сосредоточеннее и молчаливее, а его привычка подшучивать над ней испарилась. Теперь, заботясь о ней, он проявлял осторожность, которую можно было не сразу разглядеть. Но на самом деле она была очень глубокой.

Например, однажды, когда Аэлита смотрела фильм в спальне, Павел вошёл в комнату с кипой книг в руках.

Когда он положил книги на кровать рядом с ней, то сказал:

– Они написаны на оригинальном английском языке. Если будет нужно, я могу принести книги и на других языках. Я подумал, что тебе сейчас не повредит умственный труд.

Аэлита в ответ на это открыла рот, но ни одного слова так и не смогла произнести.

– Они сказали, чтобы ты перевела пару страниц. Потом они прочитают, и если им понравится, то ты сможешь заниматься этим серьёзно и даже получать за это деньги. Попробуй. Я уверен, ты легко с этим справишься.

После этих слов Павел вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Аэлита перевела взгляд открытых до предела глаз на книги.

За этот жест она смогла сказать ему «спасибо» только за ужином.

***

Павел вынужден был признать, что такого же большого энтузиазма как у его жены по поводу рождения их ребёнка он не чувствовал. Ему были интересны все эти изменения в его жизни, но он испытывал по отношению к ним только любопытство. Наверное, к мысли, что он скоро станет отцом, ему ещё нужно было привыкнуть.

В день, когда им должны были сообщить пол ребёнка, Павел сам повёз Аэлиту в клинику. Всю дорогу она поглаживала свой живот и разглядывала январский снежок за окном.

Наблюдающий Аэлиту молодой, но седоволосый врач разрешил Павлу присутствовать на ультразвуке. Его это предложение взволновало, но он решил согласиться, потому что ему показалось, что этот момент может стать очень значимым в его жизни.

Когда врач положил на живот Аэлиты какую-то трубку, а на экране показалось невнятное изображение их будущего ребёнка, Павлу было трудно что-то почувствовать. Если бы он заранее не знал, что сейчас на экране изображён его сын или дочь, то вряд ли смог сам об этом догадаться. Он долго рассматривал картинку на экране и, не разглядев в ней ничего, кроме ряби и неопределённого движения, взглянул на Аэлиту. Она тоже смотрела на экран, но при этом широко улыбалась.

Впервые за время, что они прожили вместе, Павел обратил внимание на улыбку своей жены. Это вдруг стало для него до такой степени важным, что он почувствовал, что готов на всё, чтобы видеть Аэлиту такой как можно чаще. Но слово «всё» в данном случае звучало очень ограниченно. В последнее время её радовало только то, что касалось ребёнка.

Врач сообщил, что у них будет девочка. От этой новости улыбка на лице Аэлиты ещё сильнее растянулась. Павел ни разу не видел, чтобы её голубые глаза так ярко сияли.

Домой их повёз водитель Сергей. Когда Аэлита и Павел сели в машину на заднее сидение, машина сразу двинулась с места.

– Девочка… Как же это здорово, – произнесла Аэлита, обхватив руками свой живот, а потом взглянула на Павла. – Ты рад?

– Конечно.

– Что-то незаметно. Такое чувство, что до тебя ещё не дошло, – улыбнулась она.

– Аэлита, не в этом дело. Просто я так засмотрелся на тебя… ты такая… Скажи, ты всегда хотела иметь детей?

– Я люблю детей. Конечно я не планировала заводить их сейчас, но я очень жду появления на свет этой девочки. Кстати, нам же теперь нужно придумать ей имя.

– Ты уже думала об этом? – спросил Павел.

– Не особенно…

– В это трудно поверить.

– Я же не знала, кто у нас будет. Но теперь мы знаем точно и должны прямо сейчас придумать ей имя.

– Хорошо, давай подумаем!

– Давай! – Аэлита азартно потёрла руки и стала полушёпотом перечислять разные имена.

Павел стал внимательно наблюдать за её мимикой и жестикуляцией. В основном она морщила лицо; иногда сильнее, иногда меньше. Он подумал о том, что если бы Аэлита сейчас играла в спектакле, то зрители бы наблюдали за ней затаив дыхание. Наверное, дело было в вырабатываемой ею сейчас бешеной энергии.

– Знаешь, имя… это не просто так. Оно должно подходить ей.

– Может, дождёмся момента, когда, она родится, и потом дадим ей имя?

– Нет, – Аэлита развела руками. – Она уже должна стать для меня реальной. А для этого ей необходимо имя. Я уверена, мы сможем придумать его до приезда домой. Оно должно быть очень красивым и… таким звучным… короче говоря, необычным.

– А тебе никогда не хотелось назвать свою дочь или сына испанским именем?

– Конечно, хотелось. Но мне кажется, испанское имя в России будет ей мешать.

– Если ты не собираешься назвать её Дураной, то проблем с именем у неё не будет.

Павел засмеялся от собственных слов.

– А какое сегодня число? – вдруг спросила Аэлита.

– Восемнадцатое января, а что?

– Хочешь,