Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов

Я горел как огонь, а мои жены все время в меня что-то подбрасывали, давая новую пищу, и все это сложилось в такой безумный порядок и гармонию, что я просто не жил, а летал как во сне, как в юности и как в дни наивного детства.

Все же наивным и глупым быть порою так чудесно!

Так необычно и волшебно, что никакой разум не приукрасит этой картины бытия! Никакой художник не испачкает своей краской наш мир! И никакой родитель не образумит своей дочери!

Ибо все во власти вечного огня!

Существует только один способ проверить свою честность – это спросить себя самого!

Я спросил себя, честен ли я? – и ответил: «Да», – и сам же рассмеялся над собою.

Ведь честность понятие весьма относительное, а в мире так много острых углов, что нет никакой возможности – не задеть ни об один из них свою честь и совесть.

Это напомнило мне одну компьютерную игру, где человек проходя по лабиринту, заполненному киллерами, все-равно в конце концов, оказывается убитым, ибо в него стреляют отовсюду и всегда неожиданно.

Вот и сейчас откроется дверь, и в меня непременно кто-нибудь выстрелит, – думаю я, когда звоню в дверь квартиры Борьки Финкельсона.

И действительно, открывается дверь, на пороге стоит улыбающаяся и здорово располневшая Люба, с маленьким Фимой в руках, а Фима тут же завидев меня, с удовольствием срыгивает на мою шубу остатки молочной смеси.

– Молоко у меня уже закончилось, а к смесям он еще никак не привык, – извиняется за своего малыша Люба. – Пройдите, Борис скоро придет!

Я прохожу, раздеваюсь и присаживаюсь на диван. Люба кладет Фиму в манеж и Фима тут же встает, держась за перильца манежа, как маленький гном. Его большие карие глаза и несколько крючковатый носик удивительно повторяют Борьку Финкельсона.

– Мне Борис рассказывал, что вы живете сразу с тремя женщинами, – покраснела Люба, глядя в мои глаза.

– Вы считаете меня испорченным?!

– Раньше так думала, а сейчас не!

– А почему? – удивился я.

– Может, привыкла. Мы с Борисом очень много говорили о вас.

– И что же вы говорили?!

– А вы не обидитесь?!

– Нисколько, – улыбнулся я, лихорадочно соображая, что же такого наговорил про меня Борис.

– Мы говорили, что вы делаете все, чтобы вернуть свою молодость, а поэтому и надеетесь на неопытных девочек, да еще на кого попало, и добиваетесь своего, когда они залетают от вас! И где угодно занимаетесь с ними сексом, лишь бы они не ощущали никакой разницы в возрасте, и постоянно от вас получали ежедневную порцию удовольствия!

– И это все обо мне говорил Борис?! – заволновался я.

– Нет, говорила я, а Борис молча слушал меня и во многом соглашался со мной! – улыбка Любы свидетельствовала об абсолютном презрении ко мне.

– Но у вас ведь с Борисом тоже большая разница в возрасте! – попытался защититься я.

– Да, но мой муж не собирается любит кого попало, и превращать свою семью в восточный гарем! – ехидно прищурилась Люба. – И вообще я не представляю себе, как так можно сношаться, по очереди, что ли?!

– Вы сами не понимаете, смысл любви, когда ты весь отдаешься другому существу без остатка, когда не думаешь ни о чем, кроме этого существа, а когда это существо не одно, а их сразу трое, то это вообще сказка! Ты живешь как в вечном блаженстве! Ты даже не живешь, а летаешь!

– Это кто там летает? – незаметно вошел в квартиру Борис.

– Ну, здравствуй, дорогой мой! – и я обнял его как брата, и мы вместе с ним прослезились.

– Прямо не мужики, а бабы какие-то, – надулась на нас Люба, и, забрав Фиму из манежа, ушла в другую комнату.

– Не обращай внимания, – сочувственно поглядел на меня Борис, – все бабы – суки!

– Я бы так не сказал, – улыбнулся я.

– Ну, у тебя-то, конечно сразу три бабы, с одной не так, так с другой все отлично, только местами меняй!

– А вот об этом не надо, – вздохнул я, – мне уже твоя Люба про мое троеженство все уши прожужжала!

– Бедный, ты наш бедный, – похлопал меня по плечу Боря, и увел за собой на кухню, где достал из холодильника бутылку водки.

– Извини, но я не буду! – поморщился я.

– Что, заболел?! – нахмурился Борис.

– Что-то вроде этого!

– Жаль! – он еще раз взглянул на бутылку водки, и убрал ее обратно в холодильник. – Ну, тогда чаю с медом?

– С удовольствием! – сказал я, и тут у меня в кармане зазвонил телефон, я взял мобильник, и услышал тревожный голос Мнемозины.

– К нашему дому подъехали два черных джипа, из которых вышли отец Капы и его люди, и о чем-то говорят между собой. Что нам делать?!

– Самое главное – не открывать дверь!

– Слушай, тут подъехала еще и милицейская машина!

– Все равно не открывайте дверь, они не имеют права взламывать дверь в квартиру, тем более у них нет на это никаких оснований! Я скоро буду! – и Мнемозина отключила телефон.

– Что-то случилось? – спросил меня с беспокойством Борис.

– Да, – кивнул я и рассказал ему о нашем приключении в деревне, и о своей стычке с Филиппом Филипповичем в супермаркете, и о возвращении Капы, и внезапном приезде Филиппа Филипповича со своими людьми к моему дому.

– Тебе появляться там нельзя, – задумался Борис, – дверь они действительно ломать не будут, поэтому устроят что-то вроде блокады, пока он сами не выйдут!

– Но как же они будут без еды, – расстроено вздохнул я.

– Не волнуйся, чего-нибудь придумаем, – Борис достал из холодильника бутылку водки и распечатал ее, и мы без слов чокнулись и выпили.

У меня опять зазвонил телефон.

– Они стучат и звонят в дверь! – всхлипнула в трубку Мнемозина.

– Не открывайте и все! – заорал я в телефон. – А с едой мы что-нибудь придумаем!

– Но мы же не можем все время быть в квартире?!

– Согласен! Но нужно время, чтобы все обдумать!

– Хорошо, – немного успокоилась Мнемозина, – только ты сам к дому не подходи!

– Мне об этом уже сказал Борис.

В это время раздался голос Капы:

– Милый, я так тебя люблю и боюсь, что нас опять разлучат!

– А ты не бойся, Капочка, и все будет хорошо!

– Какой же ты милый! Я так на тебя буду надеяться!

И тут закричала Вера: «Ося, у меня начинаются схватки, я так понервничала! Пожелай мне ни пуха, ни пера!»

– Ни пуха, ни пера! – сказал я и заплакал.