Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.) - Коллектив авторов

всем согласен» с председателем РВС. Сказать-то сказал, а сам в тот же день под предлогом отчета о своей поездке на фронт настрочил в Москву кляузу на Кобозева, очернил его действия. Сделал он это тайком, но скрытное стало известным, лишний раз напомнив, что за левоэсеровским главкомом нужен глаз да глаз.

Вопреки тайным интригам и явным выходкам Муравьева работа по организации управления фронтом, сплочению советских войск приносила первые плоды. Упорядочилось дело со 2-й армией, во главе ее был поставлен Константин Никитич Блохин. Энергичные, решительные командиры возглавили другие армии: 1-ю — Михаил Николаевич Тухачевский, 3-ю — Рейнгольд Иосифович Берзин. Не было, правда, полной ясности с Особой (в дальнейшем 4-я) армией, но и до нее дойдет черед. На боевых позициях усиливался отпор врагу, в тылу формировались резервные части, велась интенсивная подготовка к новым боям.

В этих условиях повышалась роль реввоенсовета, и как нельзя кстати было решение правительства пополнить состав РВС. Прибыл из Москвы новый член — один из наркомвоенов, видный большевик Константин Александрович Мехоношин. Со многими боевыми участками он был знаком по прежним поездкам с военной инспекцией, это ему облегчало вхождение в курс дела.

Оказавшийся под усиленным надзором, Муравьев стал изощренно лавировать, втайне готовить переворот, который должен был начаться по сигналу из левоэсеровского центра. Расставил, где удалось, своих людей, стягивал в крупные города «послушные» войсковые части, заигрывал с бывшими офицерами, которых в той же Казани было несколько тысяч…

В воскресенье 7 июля в ходе очередного заседания РВС поступили первые сведения об убийстве немецкого посла и начавшемся вооруженном выступлении левых эсеров в Москве. Члены реввоенсовета — коммунисты были возмущены вероломством вчерашних союзников, а Муравьев молчал. Перед ним в упор поставили вопрос: как он относится к действиям ЦК левых эсеров? С наигранным пафосом он заявил, что осуждает гибельную линию, порывает со своей партией и отказывается от членства в ней.

Тотчас вызвали по телеграфу Москву — к кремлевскому аппарату подошел Ленин. Ему сообщили о казанских делах и позиции главкома. Владимир Ильич сказал: «Я не сомневаюсь, что безумно-истеричная и провокационная авантюра с убийством Мирбаха и мятежом центрального комитета левых эсеров против Советской власти оттолкнет от них не только большинство из рабочих и крестьян, но и многих интеллигентов». Относительно главкома было дано указание: «Запротоколируйте заявление Муравьева о его выходе из партии левых эсеров, продолжайте бдительный контроль». Так и было сделано.

На том же заседании реввоенсовет рассматривал предложенный Муравьевым план генерального наступления. На бумаге все выглядело превосходно: 1-я армия «выбивает белых» из Сызрани и Самары, другие армии, «сдавливая противника», осуществляют «грандиозное окружение» вражеских сил на огромной территории, что позволяет «сразу перенести фронт с Волги к Уралу». Однако громкая речь была встречена без восторга. Деловые, аргументированные замечания членов РВС вынудили главкома согласиться с необходимостью перестроить оперативный план. Муравьев настаивал на своей непременной поездке в 1-ю армию, но никто его не поддержал.

День 8 июля проходил в штабе Востфронта на первый взгляд как обычно. Подписывались очередные документы, читались оперативные донесения из армейских штабов, поступали сведения с различных пунктов города.

В пятом часу утра 9 июля Кобозева и Мехоношина попросили прийти на вокзальный телеграф. Вызывал из Москвы В. И. Невский, замещавший П. А. Кобозева в Наркомате путей сообщения. Говорил он по своей служебной линии, не желая пользоваться общим телеграфом ввиду секретности разговора. Владимир Иванович информировал, что расследование подтвердило прямую причастность Муравьева к левоэсеровскому заговору.

Тревожный сигнал! Вот-вот и в Казани может вспыхнуть мятеж, угрожая не только реввоенсовету, но всему советскому фронту. Дорога каждая секунда. Надо немедленно обезвредить Муравьева.

Оставив Мехоношина продолжать разговор, Петр Алексеевич с двумя чекистами ринулся на поиски главкома. Вокзал, поезд — тут его нет. Нет и в штабе. Где же он? Не в дворянском ли собрании? И верно, Муравьев оказался здесь — беседовал с бывшими офицерами. При появлении Кобозева компания прервала разговор. «Похоже, что штаб восстания уже готов!» — мелькнула мысль. Петр Алексеевич понимал, что рискует, но отступать еще опаснее. Отозвал Муравьева в сторонку.

— Что это, я арестован? — кивнул на чекистов.

— А разве вы считаете, Михаил Артемьевич, что вас можно за что-то арестовать?

Говорили оба уклончиво, с недомолвками. Кобозев предложил Муравьеву поехать в штаб: сообщения с фронта вызывают беспокойство.

Лишь в штабе — здании на Проломной улице — Кобозев вздохнул с облегчением. Теперь Муравьев никуда отсюда не уйдет, всякий его шаг будет под надзором, связь его с сообщниками прервана.

Пока главком, готовясь к заседанию РВС, знакомился с последними оперативными сводками, Петр Алексеевич пригласил к себе нескольких ответственных работников Казани, чтобы выяснить, какие есть силы для противодействия возможному мятежу. Насчитали около 700 человек. Мало. Было предложено вооружить поголовно всех коммунистов города, определить пункты сосредоточения боевых отрядов. В отношении Муравьева решили: чтобы оторвать его от сообщников, надо предложить ему поездку на фронт, которой он сам добивался, а с ним направить надежных людей для ареста его вдали от Казани.

Из города начали поступать сообщения о сборищах внутри кремля, выдаче боеприпасов из арсенала, появлении на улицах вооруженных отрядов. Не начало ли мятежа?

В 10 часов началось заседание РВС. После доклада о фронтовой обстановке было высказано пожелание, чтобы главком выехал к войскам — лично организовать их, воодушевить… А пока, сказал Кобозев, нужно дать оценку положению в городе. Некоторые части, похоже, подстрекают авантюристы. Обращаясь к Муравьеву, он выразил уверенность, что главком сумеет принять меры для пресечения мятежных выступлений.

— Какими силами мы располагаем? — спросил Петр Алексеевич, предоставляя слово приглашенным на заседание военным работникам Казани. Как и час назад, те называли отряды, рабочие группы, преувеличивая теперь реальные цифры. Делалось это для Муравьева, чтобы ввести его в заблуждение.

Не исключено, что он догадывался об «игре» с ним и принимал ее. Он видел и чувствовал себя здесь заложником. Если его сторонники будут штурмовать это здание ради освобождения своего вожака, то члены РВС успеют покончить с ним. Выходит, в Казани с мятежом провал. Остается один шанс — вырваться отсюда, а там уж он найдет способ освободиться от комиссарской «опеки»…

Пока же он — вынужденно послушен, исполняет все конкретные предложения-требования: выдворил с вокзала бесчинствующих анархистов, согласился на смещение коменданта, раздававшего оружие со складов, на разоружение сербского батальона. Каждый такой шаг ослаблял возможности мятежников, укреплял позиции законной власти.

Вдруг в комнату реввоенсовета донесся с улицы конский цокот, послышались выкрики. В открытую дверь балкона было видно, что на прилегающую площадь примчался кавалерийский отряд Трофимовского, покорного слуги и