Бесспорной версии нет - Анатолий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это все?
– Не все. Попроси Константина Никифоровича немедленно связать тебя по ВЧ с МВД Грузии. Пусть тбилисцы срочно выяснят в Музее искусств Грузии признаки, по которым можно определить подлинность «Перстня Саломеи». И вообще, пусть узнают о нем как можно больше. Были ли копии, кто являлся последним владельцем и так далее. Ответ попроси сообщить немедленно. Как только что-то выяснишь – звони.
– Все понял, батоно Георгий.
Проводив Джансуга взглядом, я вошел в комнату.
Начиная допрос, я не рассчитывал на откровенность судового врача. В первые минуты предположение как будто оправдывалось: ничего нового по сравнению со сказанным в таможне я не услышал. Я хотел было уже заканчивать разговор о перстне, как вдруг Челидзе сказал:
– Между прочим, Георгий Ираклиевич, у меня есть еще одна копия «Перстня Саломеи».
«Вот это номер, – подумал я. – Сколько же их всего? Но может быть, Челидзе просто пытается меня запутать?»
– Еще одна копия?.. Но… зачем вам она?
– Сделал на всякий случай.
– И где она находится?
Челидзе беспечно пожал плечами:
– Должна быть дома, в шкатулке.
Ладно, решил я, с этим мы еще разберемся, а сейчас пора поговорить о другом. Достал из папки фотографию Джомардидзе, положил перед судовым врачом:
– Шалва Геронтиевич, вам знаком этот человек?
Челидзе бесстрастно рассмотрел снимок:
– Нет, этого человека я не знаю.
– Подумайте, Шалва Геронтиевич.
– Георгий Ираклиевич, тут и думать нечего. – Челидзе сделал вид, что снова изучает фотографию. – Конечно, не исключено, что это лицо я где-то видел. Но где и когда – не помню.
– А вот это вы могли видеть. – Я положил рядом с фотографией Джомардидзе сильно увеличенный снимок упаковки морфия.
– Это? Естественно. Я же врач. Это упаковка морфия.
– Верно. Но вам незнакома именно эта упаковка? Посмотрите, в углу коробки хорошо виден номер. Он вам ни о чем не говорит?
– Нет, этого номера я не помню.
– Когда в последний раз вы получали подобные упаковки?
– Когда… Ну, неделю назад среди других лекарств я получил пять упаковок. На весь рейс.
– По правилам вы должны были за них расписаться?
– Я расписался в журнале склада медуправления. Это обычная процедура.
– Вы должны были также расписаться в том, что знаете об ответственности врача за подобные препараты, об особых условиях их хранения, о недопущении хищения и так далее. Вы давали такую расписку?
– Естественно.
– Вы строго выполняли правила хранения?
– Ну… в общем.
– Шалва Геронтиевич, как известно, правила нельзя выполнять «в общем». Ответьте: вы выполняли эти правила или нет?
– Выполнял.
– Тогда посмотрите снимок журнальной записи. – Я достал третью фотографию. – Вот ваша подпись, удостоверяющая получение пяти упаковок морфия. Вот их номера. Один из них совпадает с номером сфотографированной упаковки. Эта упаковка была изъята вчера у опасного преступника Джомардидзе Омари Бухутиевича. Его фотография перед вами. Каким образом полученная вами и подлежащая строгому хранению упаковка морфия оказалась у Джомардидзе?
Челидзе изучающе посмотрел на меня:
– Она действительно у него оказалась?
– Действительно.
– Но почему вы не спросите об этом у него самого?
Хороший ход сделал Челидзе. Но смысл его ясен. Хочет выяснить: где, когда и как был задержан Джомардидзе.
Подумав, я ответил:
– К сожалению, это не представляется возможным. При задержании Джомардидзе оказал сопротивление, не обошлось без стрельбы.
Кажется, я сказал то, что надо: «не обошлось без стрельбы». Пусть поломает голову. По наступившему молчанию понял: ход удался. Наверняка Челидзе размышляет сейчас о том, ранен или убит Джомардидзе. Но у него хватило выдержки не выяснять этого. Тронув фотографию, он покачал головой:
– Тогда… совершенно ничего не понимаю. Похитить упаковку из медчасти довольно трудно…
– Лекарства хранятся под замком? Так ведь?
– Так.
– И медчасть вы запираете?
– Разумеется.
– Сегодня, перед выходом в рейс, вы обязаны были проверить, на месте ли полученные вами лекарства. Вы сделали это?
– Сделал. Но отсутствия упаковки я не заметил.
– Шалва Геронтиевич, не будем лукавить. Вы, врач с пятнадцатилетним стажем, и не заметили отсутствие целой упаковки морфия! Когда, где и при каких обстоятельствах вы передали морфий Джомардидзе?
– Я не брал морфий.
– Решили упорствовать. В таком случае мы будем вынуждены обыскать ваш дом.
– На это у вас нет никаких оснований.
– Основание есть – ваша возможная связь с опасным преступником.
Я снял трубку, набрал номер Бочарова. Услышав отзыв, сказал:
– Константин Никифорович, это Квишиладзе. Я по поводу санкции на обыск дома Челидзе. Считаю обыск необходимым.
– Георгий Ираклиевич, санкция получена. Можете приступать к обыску.
– Спасибо.
Положив трубку, я посмотрел на Челидзе:
– Шалва Геронтиевич, санкция прокурора на обыск вашего дома получена. Сделано это в полном соответствии со статьей сто шестьдесят шестой процессуального кодекса. Обыск будет произведен в вашем присутствии и в присутствии понятых. Вы готовы?
– Мне нужно подумать.
– Не понимаю, что тут думать. Обыск в вашем доме будет произведен в любом случае.
– Я имею право подумать?
– Пожалуйста. Думайте, пока я позвоню.
Снова набрал номер Бочарова:
– Константин Никифорович, Джансуг далеко?
– Рядом.
– Дайте его, пожалуйста.
– Даю.
Я услышал голос Парулавы:
– Батоно Георгий?
– Джансуг, связался, с кем я просил?
– Связался. Но дело не такое простое. По телефону из музея о таких вещах не говорят. Тбилисцы туда поехали. Обещали позвонить, как только все выяснят.
– Сегодня выяснят?
– Обещали.
– Тогда сразу свяжись со мной, хорошо?
– Обязательно, батоно Георгий.
Челидзе сидел, опустив голову и машинально поправляя рукой прическу.
– Подумали? – спросил я. – Едем?