Кукловод. Книга 1. Кавказец - Константин Калбазов

Вернувшихся со сбора кизила Темляков и Охримова встретили, сидя за столиком в тени все того же орешника, с чашками чая в руках. Оно, конечно, у него хватало забот, но Сергей Федорович не захотел издеваться над своим подопечным. У того сердце было готово вырваться из груди от нестерпимого желания увидеть свою избранницу. Стоит ли говорить о том, что после упоминания об отношении к его персоне со стороны ее отца это желание усилилось многократно.

Кстати, прекрасно сознавая, что именно произойдет ночью, Темляков всем своим существом противился предстоящему. Господи, как же порой напрягал Шейранова этот своенравный дурачок, которому то и дело приходилось делать внушения и на пальцах разъяснять простые истины. Вот только было это практически бесполезно. Тут сказывались сразу несколько факторов.

С одной стороны, совершенно разное воспитание и как следствие – жизненные ценности. Так, например, Темляков был готов на самопожертвование. Случись беда, и ему ничего не стоило бы прикрыть своей грудью даже незнакомого человека. Был готов выйти на честный поединок грудь в грудь, понятия не имея, есть ли у него шанс вообще победить в схватке или нет. Чего в нем больше, глупости или безрассудной храбрости, Сергей Федорович даже не думал разбираться, потому что лично ему это претило.

С другой стороны, Темляков уже сформировался как личность, и перевоспитывать его было бы поздно. Можно лишь что-либо посоветовать, указать на ту или иную ошибку, разложить все по полочкам, но только ему самому предстояло решить – следовать ли указанным путем или сделать все по-своему. Разумеется, не сейчас, когда по жизни его вел Шейранов, но после, когда он останется один.

Кстати, Сергей Федорович хотел непременно женить молодого человека на Весниной, желая в первую очередь обезопасить его от самого себя. После женитьбы, причем по любви, взгляды порой меняются, и нередко весьма радикально. Хотя бы потому, что у мужчины возникает ответственность за кого-то другого. А уж когда появляются дети, картина и вовсе приобретает иные краски. Пусть не у всех, но у большинства.

– Извольте, господа, пока вас не было, появилась наша давняя пропажа, – все так же держа в руках чашку с чаем, произнесла Варвара Петровна, встречая своих постояльцев.

– Ого. Сергей Григорьевич? Какими судьбами? – дружелюбно улыбнувшись, произнес Иван Петрович, выбираясь из коляски.

Шейранов не мог не заметить, что делал он это с необычайной легкостью. Не было даже намека на то, что движения причиняют ему боль или дискомфорт. Просто невероятный контраст по сравнению с тем, что было на момент приезда Весниных на лечение.

Подпоручик обменялся крепким рукопожатием с отцом и сыном, приложился к ручкам матери и дочки. Шейранов не без удовольствия отметил, что Арина Ивановна сначала изменилась в лице, а затем вздрогнула ее рука, едва коснувшись его. А уж что творилось с Темляковым, словами описать вообще невозможно. В этот момент Шейранов предпочел дать полную волю своему подопечному, наблюдая за происходящим со стороны.

Обед прошел в тихой, уютной и даже семейной обстановке. Правда, если Виктория Сергеевна и Варвара Петровна все больше старались обсуждать местные новости, то молодой Веснин все время порывался поинтересоваться о том, как все происходило на войне. При этом в его взгляде было столько огня, что можно не сомневаться: дай только ему батюшка волю, и он сразу же поступил бы на военную службу. Причем непременно напросился бы сюда, на Кавказ. А куда еще-то, если Россия больше нигде не воевала?

Под таким напором молодого Веснина Темляков уже был готов гордо расправить плечи и начать вещать о своих подвигах, ну и чуть приукрасить при этом происходившее. Однако Шейранов поспешил его одернуть, напомнив о том, что подобные рассказы ни к чему хорошему не приведут. Виктор, оказавшись под впечатлением, очень даже может сбежать на военную службу, а там кто знает, как сложится его судьба.

А вот Арина, напротив, смотрит на Темлякова с явным испугом. Очень впечатлительная особа, и что-то подсказывало Сергею Федоровичу, что переживала она далеко не только за этим столом, и куда как более бурно. Ну и к чему измываться над ее впечатлительностью? Уж лучше развернуть плечи не от осознания собственного героического образа, а от того, что небезразличен такой девушке.

Странно. Но Сергей Григорьевич предпочел прислушаться к совету своей второй половины сознания. Возможно, это было связано с желанием самолично вести беседу с предметом сердечной привязанности. Если же он будет заниматься глупостями, его вторая ипостась попросту оттеснит его в сторону. А может, молодой человек начал наконец умнеть. В любом случае это не могло не радовать.

После обеда Темляков предложил молодежи прогуляться у подножия Машука и полюбоваться вечерними видами. Иван Петрович благословил эту прогулку, предпочтя остаться дома. Он, конечно, пошел на поправку, но не до такой степени, чтобы столь усердно нагружать организм.

Виктория Сергеевна сослалась на необходимость обработки собранного урожая, пока спелый кизил не превратился в кашу. Виктора она безжалостно узурпировала в помощники, поручив ему следить за очагом. Словно служанка, сопровождавшая их в поездке, вдруг стала безрукой, а двое других слуг и вовсе в благостном безделье должны отлеживать бока.

Нда-а, какой это был день! Темляков не мог поверить в свое счастье, а оттого выглядел даже глупо. Во всяком случае, его язык тут же потяжелел, и он не мог связать два слова. Оставшись с Ариной Ивановной в одиночестве, он вдруг растерял всю свою былую уверенность. Ну, непутевый из него франт, что ты тут поделаешь!

Вот так, практически в полном молчании, они миновали Китайскую беседку, в которой наблюдалась компания молодежи. Оттуда доносились звонкие голоса и переливы девичьего смеха. Затем в стороне остался Михайловский источник. Далее дорожка повела вверх и тянулась до самой беседки Эоловой арфы. В какой-то момент Темляков помог девушке, подав руку, и потом словно позабыл ее выпустить. Его спутница и не подумала ее высвобождать. Так они и шли, держась за руки, и молчание их было выразительнее любых слов…

Шейранов, полностью отгородившись от Темлякова, откровенно потешался над ним. Ну не понять ему подобного поведения с высоты прожитых лет. Впрочем, молодежь даже в его слое нередко ведет себя именно таким образом. Нет, если повеселиться или, как говорят молодые, оттянуться – это одно. А вот если с серьезными намерениями, то совсем другое. Ему неоднократно доводилось видеть гуляющие пары, которые и за руки-то не брались, а ведь кавалеры случались далеко не мальчики.

Нда. Пришлось чуть подтолкнуть подпоручика, чтобы он переключился на поэзию. Мало ли, что сам Шейранов считал себя бесталанным и вообще к стихам был равнодушен. Сергей Григорьевич очень даже любил поэзию, да еще и сам баловался сочинительством. Впрочем, ему достало ума не читать свои вирши, а остановиться на творчестве признанных поэтов. А также и на то, чтобы не касаться творчества Лермонтова, уже оправившегося от ран и находящегося на пути в Россию.

У беседки они заметили несколько пар от молоденьких до вполне зрелых и уж точно не являвшихся супругами. Как там у Лермонтова о воздухе на водах, благотворно влияющем на любовные отношения? Это, конечно, не цитата, но суть от этого не меняется, так же как то, что поэт сумел весьма четко подметить эту самую суть.