В тени баньяна - Вэдей Ратнер

– А ну, хватит! – приказал один из солдат, растаскивая нас в разные стороны. – Прекратите! – И его голос вернул нас в ночь, в мир, о котором мы на время забыли.

На нас глядели мрачные лица. Все молчали. Затем один за другим люди начали кивать, на лицах появились улыбки, глаза засияли, как звезды в непроглядной тьме. Оглядевшись, солдат покачал головой и пошел дальше нести караул. Его товарищ, приободрившись, мерил дорогу нетерпеливыми шагами, словно с минуты на минуту должен был получить приказ сверху. Солдаты больше не пугали меня. С нами теперь Большой Дядя, думала я. Здесь. Живой. И может, мы еще выживем. Чудеса случаются.

Я посмотрела на дядю – он тут же посмотрел на меня в ответ. Я потрогала его голову – он потрогал мою. Он сбрил волосы, как монах.

– Что случилось с твоими волосами? – спросила я.

Он засмеялся, сдерживая слезы, и я рассердилась на себя. Какая разница, что с его волосами? Он здесь – разве этого недостаточно? Мама, только сейчас заметив бритую голову Большого Дяди, спрятала лицо у него на груди и зарыдала. Он прижал маму к себе, и, позабыв о приказе солдата, мы втроем обнялись так крепко, что даже воздух не смог бы проникнуть между нами. И если бы смерть настигла нас в эту минуту, мы бы умерли как единое существо.

– А Радана? Где Радана? – спохватился Большой Дядя и стал смотреть по сторонам в поисках сестры.

Мама высвободилась из его объятий. Дядя протянул к ней руки, однако на этот раз она не позволила прикоснуться к себе.

– Нет. – Маму била дрожь. – Не трогай меня.

Большой Дядя моргнул, и слезы побежали по его щекам. Якк, непобедимый великан, способный голыми руками одолеть любого противника, плакал, как мальчишка.

– А где остальные? – спросила я, тоже оглядываясь вокруг.

– Идем, – сказал дядя, глотая слезы.

Волна радости захлестнула меня.

– Ты отведешь меня к ним?

Он лишь кивнул в ответ.

«Они» оказались Бабушкой-королевой. Ни тети Индии с близнецами, ни Таты рядом не было.

– Я не уберег их…

Большой Дядя не договорил. У него так сильно затряслись руки, что ему пришлось прижать их к телу, спрятать от нас. Я в растерянности смотрела на дядю. Не уберег? От кого не уберег? От чего? Что он хотел сказать? На мамином лице застыл ужас, но в этом ужасе чувствовалась покорность, словно мама заранее смирилась с тем, что сейчас услышала.

– Мама, – прошептал Большой Дядя, тронув Бабушку-королеву за плечо. Она продолжала неподвижно сидеть, прислонившись спиной к дереву, – я даже испугалась, что она умерла. – Мама, Рами здесь.

Она не шелохнулась. В надежде, что бабушка узнает мой голос, я наклонилась и прошептала ей на ухо:

– Бабушка-королева? Бабушка-королева, это я…

Бабушка медленно открыла глаза.

– Аюраванн! – с улыбкой воскликнула она и обняла меня, гладя по спине иссохшими рукам. – Ты вернулся, сын мой. Вернулся.

– Нет, я Рами. – Я попыталась высвободиться из бабушкиных объятий. Не знаю, что поразило меня больше: то, что она приняла меня за папу, или то, что она произнесла его имя.

Бабушка-королева изменилась в лице, перестав видеть во мне даже папу. Закрыв глаза, она прислонилась к дереву и снова задремала.

– Духи и призраки ей теперь ближе, чем мы, – пояснил Большой Дядя. – Она не помнит нас. Не помнит саму себя. Только поэтому… только поэтому она еще жива.

Он замолчал и опустил глаза, избегая маминого пронзительного взгляда. Дядины руки снова затряслись – как будто они существовали отдельно от тела и не подчинялись ему. Сжав одну руку в кулак, он обхватил ее другой. Я вспомнила, как однажды у них дома в Пномпене дядя поймал геккона. Он тогда слишком сильно сжал руку и нечаянно убил ящерицу. Говорят, убить геккона – плохая примета. Когда-то Большой Дядя казался мне бесстрашным великаном, достававшим до небес. Великан не верил в приметы и испытывал судьбу в битвах с богами. Теперь он весь согнулся, съежился и сам напоминал того геккона с дрожащими лапками. Руки не слушались, и дядя спрятал их в карманы.

– Ты обрил голову. – Мама провела кончиками пальцев по дядиному виску, нащупав над правым ухом огромный, похожий на горный хребет, шрам.

– Да… – простонал Большой Дядя, словно прикосновение причинило ему боль.

Мамина рука, нежная, трепетная, задержалась у дядиного лица. Я знала, о чем думает мама: в эту безлунную ночь он так похож на брата. Моя единственная звезда. Мое солнце, моя луна… И пусть я не смогу прикоснуться к тебе, я буду видеть и чувствовать тебя… Слова, которые папа сказал ей на прощанье.

– В память о них, – произнес наконец дядя. – Я не смог проводить их как положено. – Он потрогал голову. – Только это.

Мама убрала руку и отвернулась, не в силах больше смотреть на Большого Дядю.

Он потянулся ко мне. Я обняла его и стала гладить по голове. Она оказалась вся в шрамах. Поле, покрытое буграми неизвестных могил.

– Не балуйся, – строго сказала мама.

– Ничего, пускай, – вступился за меня Большой Дядя. – Это когда-то голова считалась священной частью тела. А теперь… теперь ее можно расколоть, словно кокосовый орех. – Он посмотрел на мамины волосы. – Тебе разрешили оставить их?

– Знаю, Революция не одобряет длинные волосы.

– Бритые головы ей тоже не по нраву.

Они оба грустно усмехнулись.

– Я обрежу их, если…

Мама не договорила, но я знала, что она хотела сказать: если мы переживем эту ночь.

Большой Дядя кивнул и провел рукой по затылку. Без волос он выглядел еще стройнее. Голова казалась огромной и хрупкой – не кокосовый орех, а яйцо, которое может треснуть даже от легкого прикосновения. Мама дотронулась до дяди – и горе раздавило его, воскресив в памяти нежность жены. Большой Дядя по-прежнему возвышался над всеми, но внутри него что-то сломалось. Не кости – гораздо крепче. То, что перенесло мифического якка со страниц книги в реальный мир и наделило чертами моего дяди. Папа называл это мтях кхлуон – «самообладание, умение держать себя с достоинством». Большой Дядя лишился его. Хромой, с трясущимися руками, он напоминал марионетку из театра теней.

Дядя тайком наблюдал за мамой, а когда их взгляды встречались, отворачивался или опускал глаза, кивая, словно понял что-то, хотя мама ничего не говорила.

Я знала, Большой Дядя не станет говорить об остальных, по крайней мере сейчас. Да и что он мог сказать? Призраками проникнув в наши мысли и наше молчание, они и так все время были с нами. Что бы ни случилось, мы теперь все вместе, утешала я себя.

Я протерла глаза – Мама, Большой Дядя и Бабушка-королева по-прежнему рядом. Я не помнила, как уснула, но проснувшись, сперва решила, что наша встреча мне приснилось. Постепенно события ночи начали проступать в памяти. Засыпая, я слышала, как дядя рассказал маме, куда его отвезли. Оттуда до Стынгкхае меньше дня на волах. Подумать только, мы жили так близко! Не расстояние – страх разделял нас, удерживая от попыток найти друг друга.