Братья Карилло. Когда мы упали - Тилли Коул

Черт возьми. Я даже не знал, как это сделать. Но нужно попытаться.

Повернувшись к Акселю, я кивнул.

– Capisco.

Закрыв глаза, я словно в кино увидел все скопившееся в жизни дерьмо. Прикованная к кровати мама плакала у меня на руках и медленно исчезала. Затем, открыв глаза, я уставился на лежащего перед собой Леви, избитого и окровавленного, и все встало на свои места. Когда я принял решение, призванное изменить мою жизнь, я почти почувствовал, как пылала на щеке стидда. Я вновь продал свою душу делу Холмчих.

Я официально вернулся в ад.

Но, по крайней мере, Леви и Лекси там не было.

– Все хорошо, Моллс? – спросила я Молли, сидевшую рядом со мной за обеденным столом. Крепко держась рукой за слегка выпирающий живот, она осматривала толпы людей в поисках Роума. И хотя ужин этот проходил в доме его родителей, она выглядела очень счастливой.

Роума увели какие-то поклонники из университета, чтобы поговорить о футболе. А через пять минут Остин тоже ушел. «Тайд» выиграл матч чемпионата Юго-восточной конференции в Джорджии и теперь их ждал Национальный чемпионат в Калифорнии. Этот ужин устроили, чтобы отпраздновать победу, но сейчас мне меньше всего хотелось веселиться.

«Как можно пытаться быть счастливой, когда мир твой рушится?»

Я улыбнулась и, снова вжившись в роль «радостной Лекси», наклонилась и погладила Молли по руке.

Молли вздохнула, а Элли и Касс придвинулись, чтобы послушать.

– Я просто не могу дождаться, когда этот вечер закончится. Роум весь как на иголках, ждет, вдруг его безумные родители что-нибудь мне скажут. Но они хотя бы больше не цепляются ко мне, просто не обращают внимания. – Родителям Роума не понравилась Молли. Но они хотя бы не знали, что девушка беременна. Обладая властью и не зная жалости, они довольно быстро устраняли с пути тех, кого им просто не хотелось видеть поблизости.

Касс поцокала языком и откинула волосы назад.

– Пусть только посмеют, и я прикончу этих ублюдков. Клянусь, Моллс. Ты просто держись меня!

Молли рассмеялась над словами Касс, но Элли не оценила шутки. Будучи кузиной Роума, она знала, на что способны его родители. Если бы она усмотрела что-нибудь проницательным взглядом, она бы с Молли глаз не спустила.

Теперь о беременности девушки знали почти все окружающие, хотя, к моему удивлению, Остин почти не придал этому значения. Он казался расстроенным. Если не считать тренировок, почти не бывал в кампусе. И, что хуже всего, мы с ним не виделись… вообще.

С той ночи, когда мы занимались любовью, его просто не было рядом. Изредка он звонил или присылал сообщения, но, несмотря на все обещания, мы так и не вернулись в летний домик.

«Не понимаю, в чем я виновата».

«Да просто ты ему противна, Лексингтон. Думаешь, пока он трахал тебя, то не нашел в теле изъянов? Правда веришь, что он снова захочет тебя, когда ты даже не способна раздеться?»

От слов голоса скрутило живот. Я встала и решила прогуляться. Молли обеспокоенно схватила меня за руку.

– Все в порядке, Лекс? Похоже, ты чем-то расстроена. Я волнуюсь, милая.

Наклонившись, я поцеловала Молли в голову и погладила растущий живот.

– Все хорошо. Мне просто нужно попить и подышать свежим воздухом.

Молли вернулась к разговору с Касс и Элли. Я же побрела по бескрайнему, ухоженному саду плантации, и вскоре осталась совсем одна. Я заметила неподалеку огромный фонтан, и тут же внимание привлекли чьи-то приглушенные голоса. Сгорая от любопытства, я пошла на звук вдоль длинного ряда высоких живых изгородей.

Я выглянула из-за угла и почувствовала, как упало сердце. Возле изгороди стоял Остин. Сунув руку во внутренний карман черной куртки, он вытащил пакетик… Маленький пластиковый пакетик, наполненный белым порошком.

«Нет… нет… нет…»

– Спасибо, парень, – проговорил незнакомый мне студент, взял пакетик и ушел через дыру в живой изгороди.

Я наблюдала, как Остин пересчитал банкноты, сунул их в карман и, прислонившись спиной к каменной садовой статуе, потер руками лицо.

Я даже не заметила, как ноги сами понесли меня к нему.

– Так ты торгуешь? – прошептала я с отчаянием в голосе.

Остин резко повернул ко мне голову и выпрямился, на лице его мелькнуло виноватое выражение, тут же сменившееся вынужденным безразличием.

– Эльфенок, тебе нужно убираться отсюда… сейчас же, – холодно и весьма агрессивно бросил Остин. Точно так же он вел себя во дворе, когда мы впервые встретились несколько месяцев назад.

Стоя на своем, я скрестила руки на груди и проговорила:

– Я не уйду! – А потом потянула его за рукав куртки. – Ты ведь торгуешь наркотиками, правда? Вот почему тебя нигде не видно.

Остин огляделся вокруг и, схватив меня за руку, затащил в проем в живой изгороди. Мы оказались полностью скрыты из виду.

– Приглуши свой гребаный голос, эльфенок! – громко прошептал он, и обычно красивое лицо его исказилось от гнева.

Я отшатнулась. Я не узнавала стоящего перед собой человека.

– Не смей так со мной разговаривать! – огрызнулась я в ответ и увидела промелькнувшую на его лице тень вины. Подойдя ближе, я вдохнула присущий лишь ему запах дождевой воды и спросила: – Как долго это уже продолжается? Почему ты не поговорил со мной об этом? Почему вообще не сказал мне ни слова?

– Потому что мама умирает, эльфенок! Доживает последние недели, и нам нужны деньги, чтобы за это заплатить! Это… – он похлопал по куртке, там, где с внутренней стороны находился карман, – позволит обеспечить ее лекарствами и необходимым уходом, чтобы она не умерла, захлебнувшись собственной слюной, ведь у нас нет страховки, способной покрыть расходы. Неужели ты не понимаешь? – У меня на глаза навернулись слезы, когда он добавил: – И мне меньше всего хочется слышать твои упреки! Я не звонил тебе, потому что пытаюсь защитить. Мне хочется уберечь вас всех! Боже!

– Остин… – Я замолчала и провела рукой по его щеке. Он тут же закрыл глаза, успокаиваясь от моего прикосновения.

– Эльфенок, пожалуйста. Поверь мне. Я пытаюсь тебя защитить. Даже если ты этого не понимаешь.

Он открыл глаза, и я спросила:

– А ты подумал о футболе? О том, чем рискуешь? – Но Остин лишь невыразительно уставился на меня, и я по-настоящему запаниковала. Никаких эмоций, ни желания бороться, ничего, лишь оцепенение. – Остин! Твой футбол!

Он вздохнул.

– Я больше не могу себе позволить думать о футболе. Я помогу «Тайду» выиграть чемпионат, но сейчас меня волнует лишь мама и ее счета за лекарства, а не гребаная НФЛ!