Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— Предпочту расстрелять вас, если вы не сдадитесь.

— Что ж, попробуйте!.. Предупреждаю вас, что рядом со мной находится грозный флибустьер, который никогда не промахивается. Представьте себе, что он разбивает орех и одной пулей гасит пламя факела.

— Вранье!.. Расскажи эту байку своему дедушке, если он еще жив.

— Он умер двадцать лет назад.

Командир эскадрона был сыт по горло этой болтовней. Он повернулся и отошел к своим солдатам, которые тем временем легли на землю, тоже спрятавшись за лошадьми.

— Сеньор баск, — сказал гасконец, поворачиваясь к Мендосе. — Я неплохой стрелок, думаю, что и фламандец зря свинец не тратит, но надеюсь в основном на вас. Вы говорили мне, что были буканьером, прежде чем пойти во флибустьеры.

— Полагаю, что убил тысячу быков в лесах Сан-Доминго и Кубы.

— Ну так выбейте из седла этих солдат. Когда лошадей у них не будет, они наверняка уйдут. Вам предоставляется право первого выстрела.

Флибустьер, вытянувшийся в кустах, чтобы полностью защититься от пуль, встал на колени, продолжая скрываться за крупом своей лошади, и прицелился.

В этот момент кавалеристы снова садились на лошадей, чтобы предпринять рискованную атаку со шпагами и пистолетами.

Мендоса целил в животное, бывшее под командиром эскадрона: красивейшего скакуна чисто-белого цвета; он выстрелил.

В ответ раздался гневный крик, за которым последовали поток ругательств и ответный выстрел.

Белый конь грохнулся на землю, а командир эскадрона вылетел из седла. Но, пораженный в область сердца, конь, прежде чем упасть, так резко повернулся, привстав потом на правые ноги, что не оставил времени своему хозяину освободить ноги из стремян и отпрыгнуть в сторону.

Увидев своего командира лежащим, пятеро кавалеристов ничком попадали на землю, хотя склон, который вел к оползню, был покрыт огромными глыбами, оторвавшимися от колоссальной скалы, перегородившей дорогу.

— Наша очередь, фламандец! — крикнул гасконец.

Раздались один за другим два выстрела, пробудившие эхо и вызвавшие двойное ржание и новые потоки ругательств.

Еще две лошади упали на землю, увлекая с собой на скалистую землю всадников.

Оставшиеся трое кавалеристов остановились, потом сделали молниеносный поворот и помчались назад, к изгибу долины, возле которого находился и командир, разъяренный более, чем когда-либо.

— Мы называем себя грозными шпажистами, оказывается, мы к тому же и превосходные стрелки, — сказал дон Баррехо. — Сеньор фламандец, да вы и вправду ценнейший человек, несмотря на свою огромную бороду.

— А разве я не из Брабанта? — гордо сказал фламандец.

— Клянусь сотней тысяч хвостов дьявола, но я до сегодняшнего дня не знал, что брабантцы могут отлично стрелять…

— Какие пустяки!..

— Тогда можно быть уверенными, что мы всех их ссадим на землю!

Двое выбитых из седел всадников, укрываясь за кустами и скалами, быстро удалялись ползком, словно змеи, покинув своих умирающих лошадей.

Их товарищи, осознав невозможность новой атаки, а также боясь за своих лошадей, укрылись за скалой, иногда стреляя из аркебуз.

Они оказались неплохими стрелками, потому что после третьего выстрела красивейшая андалусийская лошадь фламандца встала на дыбы, жалобно заржала, несколько раз ударила копытом, а потом упала в трех-четырех метрах от трещины.

— Вот это настоящая беда, — сказал гасконец. — Это животное стоило по меньшей мере двести пиастров, и я не смогу отправить ее назад к его превосходительству маркизу де Монтелимару. Правду сказать, у меня и не было таких намерений. Бог ты мой, его конюшни гораздо богаче моих. Эй, сеньор Мендоса, вы почили на лаврах?

— Подождите немножко — и вы узнаете, что умеют делать флибустьеры. Я пытаюсь уложить лошадь вместе с всадником.

— А этот кавалеристик пытается раздробить мою голову, — ответил гасконец, быстро упав на землю, тогда как его фетровая шляпа, пробитая пулей, отлетела на несколько шагов. — Да это настоящий бой!..

— Гасконцы всегда были боевыми, поэтому вам должно понравиться, — проговорил со своим обычным спокойствием фламандец.

— Гасконцы предпочитают рукопашную, бой на шпагах.

— Ну, пока-то устройте фехтование свинцовыми пулями.

— Предательское оружие; оно убивает, даже не предупредив: «Берегитесь или я пошлю вас посмотреть на мир иной».

— Да, неприятное.

Их беседу прервал выстрел из аркебузы. Это стрелял флибустьер; как и обещал, он поразил сразу двоих: лошадь и сидевшего на ней всадника.

— Сеньор Мендоса, — отозвался неисправимый болтун, — да вы в самом деле поразительный стрелок.

— Я ведь флибустьер, — скромно ответил Мендоса.

— У вас есть еще заряды?

— Только три заряда; его превосходительство губернатор пожадничал.

— Возможно, он предчувствовал, что мы применим оружие против его солдат, — высказался гасконец.

В этот самый момент кто-то из солдат выстрелил, и вторая губернаторская лошадь, подскочив, замертво грохнулась на землю.

— Это моя, — сказал гасконец и выругался. — Не стоило дарить таких дорогих лошадей, чтобы позволить расстреливать их своим кавалеристам.

— Если бы нам дали ослабленных мулов, конец был бы таким же.

— Сеньор фламандец, вы слишком долго смотрите на свою аркебузу. Вы что, все такие медлительные, когда дело доходит до стрельбы?

— Я тоже поджидаю своего случая, — ответил авантюрист.

— Тогда давайте выстрелим вместе: ставлю дублон, что я убью лошадь и двоих всадников… Только пропивать его будем в таверне «Эль Моро».

— О! — заметил Мендоса. — Лучше буканьера!..

— Принято, — согласился фламандец.

Они открыли огонь одновременно, и брабантец убил еще одну лошадь.

— Клянусь сотней тысяч хвостов дьявола! — воскликнул дон Баррехо. — Видно, гасконцы умеют стрелять только шпагами. Сеньор фламандец, я буду хранить дублон, чтобы выпить за ваше здоровье. Черт побери!.. Дело-то начинает становиться по-настоящему серьезным.

Испанцы, разъяренные тем, что им угрожают три грозных авантюриста, стреляли беспрерывно, укрываясь за неровностями местности.

Они отвечали выстрелами на каждый выстрел баска, фламандца или гасконца и пытались приблизиться.

Но им не везло. То ли какая-то паника их охватила, то ли у их аркебуз дальность боя была меньше, но их пули пролетали над головами авантюристов, не причиняя никакого вреда.

Гасконца и его приятелей хорошо укрывали лошади, две из которых больше не подавали признаков жизни; авантюристы сопротивлялись с восхитительной стойкостью.