Шаг за край - Тина Сескис

С гортанным криком метнулась она к гардеробу, распахнула его настежь и набросилась на его содержимое, орудуя ножом, как кинжалом. Чем больше рвала она и полосовала его рубашки, пиджаки и джинсы своим крошечным смертоносным оружием, тем больший гнев чувствовала, яростные ее вопли и ругань долетали до Сью в соседней квартире, которая, свернувшись клубочком, содрогалась в рыданиях в комнате через стенку, словно гигантская погремушка. Наконец Кэролайн остановилась. Она понимала, что нужно уносить ноги, пока Билл не вернулся домой, пока она с ним не сделала того же, пока не вырвала у него сердце. Подхватив сумку, мобильник и ключи от машины, она вылетела из дома, порывисто и неровно дыша, взгляд ее был дик, но глаза — сухи.

Лежу в постели, довольная и сонная. Бен только что пошел в душ, и я наслаждаюсь этим кратким временем, предваряющим зов тоненького голоска: «Маааамма», — возвещающего, что пора вставать. Солнце пробивается сквозь занавески, уже чувствуется тепло, но тепло нежное, убаюкивающее. Утро четверга в начале мая, и что мне остается, как не испытывать радость от невероятного блаженства: у меня потрясающий муж и прекрасный малыш, мы живем в своем прелестном коттедже в поразительной части Манчестера, такой располагающей и спокойной, такой полной жизни, вблизи центра города и в то же время поблизости от этого островка природы, Пик — Дистрикт, куда мы обожаем выбираться на выходные. Поверить не могу, что одно случайное решение: и не какое–нибудь, а прыгнуть с парашютом — привело меня сюда, к этому самому моменту, в эту самую постель в этом доме, когда во мне живет тепло, напоминающее о моем муже, а мой сын все еще любезно спит.

Должно быть, я задремала, потому как уже 7.30, мне на самом деле пора вставать, но сознание все еще плывет куда–то… по–моему, это от солнечного света, клянусь, всю неделю хлестал дождь, а сегодня первый по–настоящему весенний день после холодной тяжелой зимы. Не могу не чувствовать, как до смешного признательна целиком всему белому свету, может, это у меня от гормонов, с первенцем у меня то же самое было.

Даже ненормальное семейство мое больше не вызывает волнений, похоже, все наконец–то угомонились: мама по горам лазает, отец в себя пришел наконец после потрясения от развода и увлекся не чем–нибудь, а бадминтоном. И, наверное, самый большой сюрприз из всех — Кэролайн. Еще одно пребывание в клинике на этот раз, похоже, сработало, слава богу, она, кажется, примирилась сама с собою наконец. У нее приятный сожитель, Билл, ладно, положим, он не такой лощеный, как ее прежние ухажеры, зато он настоящий, достойный и, похоже, любит ее. Я так за нее рада! Теперь, когда она в Лидсе, мы не так часто видимся, но, когда удается, это весьма приятно: она, похоже, наконец–то привыкла к Бену и обожает нашего дорогого малыша. Самое лучшее — я перестала беспокоиться, как бы ее не расстроить: мои волнения из–за замужества или беременности в том плане, что это как–то ее обидит, когда–то доводили Бена до умопомрачения. В общем–то я вполне готова рассказать ей о нашем будущем ребенке, надеюсь, на этот раз она с самого начала порадуется, ведь, похоже, ей очень нравится быть тетей.

Порой я раздумываю, как среди всех драм моего семейства я вдруг получилась такой нормальной, как смогла пережить всяческие кризисы Кэролайн и развод своих родителей, чтобы ничто из этого не сказалось дурно на мне. Я не жестокосердная (по крайней мере, надеюсь, что нет), просто, похоже, у меня какое–то очень цельное нутро. И, разумеется, мне повезло, что я встретила Бена, а он оказался тем человеком, кто дополняет меня во всем, от него у меня и сегодня душа парит, а тело поет, порой мысль не дает покоя, неужели и у других людей браки на наш похожи.

Наконец–то раздается радостный крик, он меня радует, жду не дождусь, когда увижу его личико, все еще смурное со сна, расцветет улыбкой любви — ко мне, его матери. Откидываю одеяло и почти выбегаю из спальни.

Только–только перевалило за два часа, я уже успела убраться после обеда, мы одеты и — наконец–то! — готовы к выходу, всего на несколько минут позже, чем намеревались. Я уже собрала все причиндалы, необходимые для того, чтобы вывезти двухлетнего малыша в парк: подгузники, салфетки, еду, смену одежды на случай, если он в лужах станет прыгать, хлеб для уток. Быть матерью я обожаю, но все ж в практических вещах не сильна, никак не могу быть причислена к тем супермамам, которые находят время весь холодильник забить всяческими собственного приготовления пюре из натуральных продуктов и при этом директорствовать где–нибудь. Ничего, «любовь — вот все, что нужно» — во всяком случае, я себя в том убеждаю, это помогает чувствовать себя не такой уж неприспособленной, и именно любовью стараюсь я наделять сына с той самой минуты, как его вручили мне в родильном отделении. С самого начала мой единственный ребенок купался в обожании.

Мы уже собрались выходить, как раздался стук в дверь. Я подумала, что это почтальон, но была ошеломлена, увидев вместо него Кэролайн, бледную и невероятно грязную… сегодня же четверг, разгар дня, разве она не в Лидсе должна быть?

— Привет, Кэз, — говорю, преодолевая тревогу. — Как… как приятно видеть тебя. — Она смотрит на меня, как немая, и я спрашиваю: — С тобой все ладно? — и шагаю обнять ее, но она отталкивает меня.

Хотя это и правда, что, когда она обратилась ко мне после взрыва, на некоторое время мы стали ближе, больше похожи на то, что ожидается от близняшек, только продлилось это недолго. Полагаю, мы слишком разные. По сути, я давно уже забросила попытки поладить с ней, и сейчас мне стыдно.

Кэролайн все еще не произнесла ни слова, и я опять принялась гадать, что случилось.

— Ты что здесь делаешь, Кэз? — спрашиваю осторожно. — Все в порядке?

— В полном, — роняет она, но я ей не верю. — Помолчав, неожиданно спрашиваю, не хочет ли она пойти с нами, хотя, если честно, сама почему–то не хочу этого.

— Уу, счастливое семейство, сплошной супер, — тянет она, но потом улыбается, и я не пойму, то ли она злится, то ли просто… ведет себя как Кэролайн. — Конечно, почему бы и нет?

Так что она берет Чарли, я беру коляску (дорога неблизкая для двухлетнего малыша топать туда и обратно), и мы отправляемся в путь по залитой солнцем улице. Деревья покрываются розовым, похожим на ткань цветом, словно Бог пришил его за ночь, который четко выделяется на сплошной голубизне неба, я все еще считаю наш мир местом фантастическим, хотя какое–то тягостное ощущение уже вползло червяком в мой день.

Чарли рад воле, обнюхивает каждое дерево, каждую лужу, каждые ворота, и Кэролайн позволяет ему, похоже, она тоже не торопится. Я иду впереди, толкаю коляску, и ее ритмичное подрагивание на мощеном тротуаре под колесами успокаивает мои нервы. Я успокоилась немного, уже не так беспокоюсь.

Я опережаю их на десяток шагов, дохожу до перекрестка, мечтательно прокладывая наш дальнейший путь, пытаясь сообразить, то ли к качелям идти, то ли сначала к пруду с утками, пусть Кэролайн на него полюбуется. Может, попозже мы заглянем в «Единорог», возьмем что–нибудь к чаю, ей там понравится, возможно, после даже кофе выпьем в кафе напротив. Погрузившись в свои планы, я уже не замечаю, чем они с Чарли заняты. Так что, когда за шумом уличного движения я слышу звон разбитого стекла и разлетающихся осколков, я не понимаю, что произошло, но тут же сознаю, что ничего хорошего, оборачиваюсь и смотрю обратно, туда, где на тротуаре моя сестра и Чарли.