Нулевое досье - Уильям Гибсон

– Она пришла в гостиницу, – ответил Милгрим. – После нашей с вами встречи. И сегодня я с нею обедал во вьетнамском ресторане.

– Так кто начальник «Фоли»?

– Майкл Престон Грейси. – По лицу Милгрима было видно, что он мысленно проверяет, правильно ли вспомнил имя. – Майор в отставке. Армия США, десантные войска. Он тренирует полицейских за границей, организует для них поставки через своих друзей. Иногда это такое снаряжение, какое им закупать не положено. Но он хочет перейти к тем же контрактам, что и вы. Моделирование, производство. Она сказала, это стадия легализации.

– Ясно, – кивнул Бигенд. – Он настолько вырос, что может нанять настоящих юристов.

– Так она и сказала.

– Сложный этап. Водораздел. Не все его преодолевают. К тому времени, как появляется смысл легализоваться, дело уже бывает очень большим и насквозь нелегальным.

– Я знал наркодилера, который купил центр продажи «саабов», – осторожно вставил Милгрим.

– Вот-вот, – сказал Бигенд и покосился на Холлис.

– Она просила объяснить, что Грейси опасен, – продолжал Милгрим, – и что он считает конкурентов врагами.

– «Слушай врагов, – сказал Бигенд, – ибо через них говорит Бог».

– Что это значит? – спросил Милгрим.

– Еврейская пословица, – ответил Бигенд. – Очень глубокомысленная.

Что-то качнулось в трех футах над его головой. Скат, трепещущее матово-черное пятно в размах детских рук.

– Охрененный кайф, – донесся издалека голос Хайди. – Я слышала каждое ваше слово!

– Будьте другом, уведите его отсюда, – крикнул Бигенд, не давая себе труда поднять голову. – Попробуйте теперь пингвина.

Черные крылья колыхнулись, и скат, совершенно как настоящий, неторопливо поплыл прочь, едва не задев нависающую лестницу.

– Очень затягивает, – сказал Бигенд, обращаясь к Холлис. – Скоро ваше локативное искусство преобразится благодаря дешевым видеодронам.

– Мне они не кажутся дешевыми.

– Эти да, – ответил Бигенд. – Но к Рождеству появятся в продаже недорогие платформы. Однако Фесто гениальны. Мы выбрали их за полную фантастичность, за подсмотренные у природы движения. Они не быстрые, зато люди принимают их за галлюцинации.

Милгрим кивнул и сказал:

– Он едет сюда. Грейси.

– В Лондон?

– Она сказала, он скоро здесь будет.

– У него есть Слейт, – ответил Бигенд. – Так что он знает, что штаны нас интересовали исключительно в плане базовой промышленной разведки. Мы ничем ему не навредили. И «Фоли» тоже.

Милгрим, широко открыв глаза, смотрел то на Бигенда, то на Холлис.

– Мой друг попал в автокатастрофу, – сказала та. – Я должна оставаться в городе, пока не узнаю, что с ним.

Бигенд нахмурился:

– Я его знаю?

– Нет, – ответила Холлис.

– Ничего страшного. Я не планировал отправлять вас прямо сейчас. Скажем, через четыре дня. За это время вы узнаете, выкарабкался ли ваш друг?

– Надеюсь, – ответила Холлис.

– Вперед, поедешь с помпой, – сказала Хайди Милгриму, когда они подходили к машине.

Милгриму на миг представился розовый гибрид Мосберга и Тазера в руках у Бигенда, и он чуть было не ответил, что у него нет помповика, но тут Хайди добавила: «Нам с Холлис надо поговорить», и Милгрим понял, что она уступает ему свое место на переднем сиденье.

Олдос, которому сообщили, что они выходят, уже завел мотор. Щелкнули, открываясь, замки. Милгрим и Хайди открыли свои дверцы. Он взобрался на сиденье, пока Хайди помогала Холлис залезть, и захлопнул свою дверцу раньше нее. Замки внушительно лязгнули. Олдос с гордостью указал, как плотно и ровно дверцы прилегают к корпусу. Никакой ломик туда не влезет, объявил он, ни даже «челюсти жизни»[37]. Последнего выражения Милгрим не знал, но решил, что это негритянская метафора экзистенциального ужаса.

Он пристегнул ремень безопасности – громоздкую, сложную систему – и откинулся на сиденье, пытаясь осознать: где он сейчас по отношению к неумолимым челюстям жизни? Бигенд вроде бы абсолютно спокойно воспринял известие о его, Милгрима, встречах с федеральным агентом. Да, кстати, и предупреждение Уинни насчет Грейси – тоже. Приступ паники, всего второй за время лечения (если не считать реакции на Уинни в «Кафе-Неро»), был на пустом месте. Впрочем, как и все его прежние панические атаки, не уставала повторять психотерапевт. Его безотчетный ужас – как тележка американских горок, всегда готовая скатиться по наезженной колее в лимбическом мозгу. «Не говорите себе, что боитесь, – советовала она. – Говорите: „у меня страхи“. Отделяйте себя от них».

– Ты не ушла, – сказала Хайди у него за спиной.

– Не ушла, – ответила Холлис. – Сейчас момент неудачный.

– Попробуй как-нибудь его аэростаты. Офигенская штука.

Жесткие ранфлетовские шины подпрыгивали на асфальте. Не то чтобы тут, в Сити, он был такой уж старый, просто переложенный кусками в ходе недавней реконструкции.

Милгрим вздохнул и подался вперед, насколько позволял сложный ремень безопасности. Расслабься, сказал он себе. Живи мгновением, как учила психотерапевт.

И тут блестящий черный автомобиль вылетел на встречку прямо перед ними. Олдос круто свернул направо, в узкую улочку между темными стенами без окон – то ли бетонными, то ли каменными. Сзади взвизгнули шины. Милгрим обернулся, увидел настигающий свет фар.

– Держитесь! – посоветовал Олдос, прибавляя скорость.

В ремнях на поясе и на груди Милгрима что-то лопнуло, и они мгновенно раздулись черными колбасами, заставив его выпрямиться.

– Твою мать, – заметила Хайди с заднего сиденья.

Олдос ускорился еще больше.

И на Милгрима накатил загадочный восторг развязки Хангер-лейн. Мысли исчезли, остались только упоение скоростью и басовый рев турбокомпрессора.

Милгрим обернулся, насколько позволяли надувшиеся ремни. Увидел фары. Черный автомобиль.

Олдос ударил по тормозам. Милгрима развернуло толчком, и он увидел впереди другую пару фар.

– Отлично, – процедил Олдос, скаля зубы – очень белые в свете надвигающихся фар.

Милгрим глянул вбок, увидел глухую древнюю стену на расстоянии футов двух.

– Олдос… – начала Холлис.

– Минуточку, мисс Генри, – ответил Олдос.

До машины впереди оставалось всего несколько футов. Щурясь в свете фар, Милгрим различил за лобовым стеклом двоих. Один, водитель, был в черной балаклаве. Второй – замотан чем-то белым, но странно и только частично. И он что-то прижимал к стеклу перед собой.