Охотник за тенью - Донато Карризи

«Пока вы служите в полиции, вы имеете право на корпоративную защиту, но, сняв мундир, станете обычным гражданином, и тогда вам смогут инкриминировать ошибку, совершенную два года назад… Подождем, пока страсти улягутся. Вы какое-то время побудете в тени, оставив другим почести и славу. Потом мало-помалу вернетесь на прежние позиции. Ваша карьера от этого не пострадает, даю вам слово».

Что за нагромождение глупостей. Но ведь и его просьба об отставке – сплошной блеф. Он и сам знал, что останется совершенно один. Все его покинут, возможно, повесят на него всех собак.

Монстр совершенствовался. Моро должен был признать это, с яростью, но и с восхищением. В сосновом лесу под Остией он буквально завалил их вещдоками и уликами, включая ДНК, оставленную на рубашке, которой он по оплошности поменялся с жертвой, когда переодевался после убийства. После – ничего или почти ничего.

В списке, однако, не хватало одной позиции. Символа. Человека с головой волка.

Моро до сих пор помнил тень на стене, отбрасываемую скульптурой из костей, которую нашли на квартире у Астольфи. Помнил, какая дрожь его охватила при взгляде на это чудовище.

Начальство решило не ставить карабинеров в известность об этой детали. Моро помнил, что ему ответили, когда он спросил, нужно ли будет при передаче дела СОГ рассказать об эзотерическом символе.

«Эту подробность мы лучше попридержим, – сказал тогда глава комиссариата. – Так будет благоразумнее».

Так вот, эта самая подробность и позволит Моро снова вступить в игру. В самом деле: ему никто не запрещал проводить расследование по поводу символа. Он был вправе это делать, совершенно официально.

«Двадцать три случая», – повторил про себя комиссар. Двадцать три случая, когда антропоморфная фигура появляется на месте преступления в связи с чем-то или с кем-то, имеющими к нему отношение. Почему?

Он стал припоминать некоторые эпизоды. Няня, которая сбрасывала детей с балкона и сохраняла их башмачки в качестве сувенира: она признала свою вину, но не смогла объяснить, откуда взялся на странице ее дневника рисунок, изображающий человека с головой волка. В 1994-м фигура проявилась на зеркале в ванной в доме человека, который убил всю свою семью, а потом покончил с собой. В 2004-м кто-то нарисовал ее краской из баллончика на могиле педофила.

Разрозненные факты, разброс в датах, разные преступники. Единственная связь между ними – символ. Будто бы кто-то хотел пометить эти преступления. Но не для того, чтобы присвоить себе заслуги.

Здесь скорее… прозелитизм[14].

Тот, кто творит зло, – наш человек, гласит послание. Мы его поймем, мы ему поможем. Как Астольфи помог Римскому монстру, утаивая улику с места преступления и оставляя Диану Дельгаудио умирать, дабы исправить оплошность убийцы.

Моро был убежден, что где-то есть еще люди, подобные Астольфи. Люди, присягнувшие злу, приверженные религии зла.

Разоблачив их, он отыграет партию, покажет, на что способен.

Он вызвал Леопольдо Стрини: эксперт ЛТА был единственным, кто знал историю эзотерического символа, кроме доверенных лиц из ЦОС и комиссара Креспи. Недаром ему было поручено исследовать скульптуру из костей животных, найденную в квартире Астольфи.

Эксперт явился с затребованными папками. Моро заметил, что он выглядит как-то странно, кажется чересчур взволнованным.

Стрини поймал на себе пристальный взгляд Моро и понял, что от того не укрылось его беспокойство. С того момента, как он за обедом переговорил с таинственным восточным человеком, вся жизнь его перевернулась. Узнав, что расследование по монстру передается карабинерам, эксперт немного успокоился. Он должен будет передать вещественные доказательства в лабораторию СОГ, стало быть, его новый «друг»-шантажист уже не сможет претендовать на то, чтобы узнавать о результатах анализов «заранее», тем более требовать уничтожения улик. Стрини, по крайней мере, на это надеялся. Ибо какой-то внутренний голос твердил ему, что тип из кафешки схватил его за яйца и не отпустит, пока кто-то из них не сдохнет. Ничего себе перспектива!

– Вот, все тут, – сказал он, кладя папки на стол. И откланялся.

Моро тут же забыл о Стрини и о его странном, взволнованном виде: перед ним лежали данные по двадцати трем делам, в которых фигурировало изображение человека с головой волка. Он начал просматривать их в поисках каких-либо зацепок.

Например, в случае семейной резни, когда эксперты-криминалисты во время дополнительного расследования обнаружили символ на зеркале в ванной, на полу нашли отчетливый отпечаток правой ладони. В рапорте этот факт объяснялся следующим образом: через несколько дней после бойни кто-то проник в дом, пустил в ванной горячую воду и нарисовал фигуру на запотевшем зеркале. Но, уходя, наверное, поскользнулся. Выставил руки вперед, чтобы смягчить падение. Отсюда – отпечаток на полу.

Но в этом утверждении что-то не сходилось: нелогично, чтобы человек, поскользнувшись, искал точку опоры только одной рукой. Повинуясь инстинкту самосохранения, этот субъект выставил бы вперед обе конечности.

Поскольку тайну тогда так и не раскрыли, вопрос об отпечатке ладони отошел на задний план вместе с символом, начертанным на зеркале. Поскольку, напомнил себе Моро, полицейские не любят иметь дело с эзотерическими проблемами.

Комиссар перешел к изучению дела о могиле педофила. Но в скупом рапорте, составленном коллегами, происшедшее обозначалось как «акт вандализма, совершенный неизвестными». Графологическая экспертиза показала, что надпись сделал «правша по принуждению». В прошлом некоторые преподаватели переучивали левшей, заставляли их использовать другую руку. Особенно в католических школах, подумал Моро. Результат нелепого предрассудка: дескать, левая – рука дьявола и левшей должно «воспитывать», учить пользоваться правой. Но, за исключением этой детали, данный случай не представлял ничего интересного.

В деле няни-убийцы зацепок было еще меньше. Расследование сосредоточилось на башмачках, фетише, который убийца хранила у себя, сбросив детишек с балкона. Относительно рисунка на странице из дневника сведений почти не было: женщина заявила, что это изобразила не она, и такая версия удовлетворила следствие. Ведь была она автором рисунка или нет, для суда значения не имело. Напротив, няня могла бы избежать наказания, сошлись она на душевную болезнь.

«Ваша честь, я вижу человека с головой волка! Это он приказал мне убить детей!»

Но, уже собираясь перейти к другому делу, Моро наткнулся на интересное обстоятельство. В свое время коллеги допросили человека, который часто навещал обвиняемую. Они не были официально помолвлены, однако, по словам самой няни, между ними имелись сексуальные отношения. Мужчину допрашивали как предполагаемого сообщника, но улик против него оказалось недостаточно, и он легко отделался. В деле сохранились его собственноручные показания.