Слишком много привидений - Виталий Забирко

Краем глаза я заметил, что к узбеку подошла женщина в синем халате с лукошком и о чем-то заговорила. Повернуть голову я не мог, и, как ни напрягал слух, расслышать что-нибудь не удавалось. Мешали порывы ветра и частые всплески мелких волн, накатывавшихся на песчаный берег.

Узбек взял женщину под локоть, подвел к коляске.

— Хотите попробовать плоды псидиума? — спросила она. Лицо у женщины было доброе, карие глаза смотрели на меня с состраданием.

— Он парализован и ответить не может, — неожиданно без какого-либо акцента сказал узбек. — Положите ягоду ему в рот. Захочет — съест, не захочет — вытолкнет языком.

Ошибся я. Никакой он не нищий полуграмотный азиат, подрабатывающий санитаром ради куска хлеба. И даже не санитар, скорее охранник.

Женщина взяла из лукошка темно-вишневую ягоду, приоткрыла мне губы и протолкнула ее между зубов. Ягода была мягкая, таяла во рту и имела вкус земляники.

От беспомощности и унизительного положения на глаза навернулись слезы.

Узбек внимательно посмотрел мне в лицо, его губы презрительно дернулись.

— Мужчины никогда не плачут, — произнес он с восточным апломбом. — Ни при каких обстоятельствах.

Его слова ударили хлеще пощечины. Слезы мгновенно высохли, зубы сцепились так, что заболели скулы. Счастье узбека, что не он совал мне ягоду в рот. Откусил бы палец… И вдруг я осознал, что в ярости впервые сумел стиснуть зубы. Силы возвращались!

— Так-то лучше, — с кривой усмешкой процедил узбек, оценив мою реакцию.

С этого момента началось стремительное улучшение моего состояния, если так можно сказать, когда память о последних трех месяцах жизни по-прежнему оставалась за семью печатями, паралич правой половины тела не проходил, зато вернулась ясность мысли, трезвость рассудка, день ото дня крепли силы. Прошло всего несколько суток, а я уже мог, пользуясь здоровыми рукой и ногой, вставать с койки, натягивать халат, усаживать себя в инвалидное кресло и самостоятельно совершать прогулки, вращая колесо левой рукой. И уже не впадал в гипнотический транс от зеркальных очков седовласого, оказавшегося сотрудником особо секретной группы ФСБ, которая занималась всесторонним изучением аномальных явлений. Как я понял, все окружающие меня лица являлись сотрудниками этой группы, арендующей в Ботаническом саду часть административных помещений. Весьма удобно и взаимовыгодно для обеих сторон: для ФСБ — оперативная база подальше от людских глаз и «шума городского»; для администрации Ботанического сада — гарантия, что элитный дачный поселок не расширится из Павловой рощи на территорию сада, к тому же живые деньги за аренду позволяли продолжать научную работу.

Речевой аппарат не восстановился, но я научился мычанием отвечать «да» и «нет», а чуть позже — писать левой рукой, и теперь наши «диалоги» с экспертом первого ранга группы «Кси» седовласым Николаем Ивановичем Серебро затягивались порой на несколько часов. Постепенно меня посвятили в тайну моего заточения на базе ФСБ, но, поскольку о последних месяцах жизни я ничего не помнил, в сказочку о якобы проявившихся у меня паранормальных способностях не верил. Пользуясь словами новомодного шлягера, почему-то навязчиво крутившимися в голове, «слишком много привидений» присутствовало в предложенной версии, чтобы она оказалась правдой. А скепсиса благодаря стараниям узбека Махмуда у меня было хоть отбавляй. С памятного дня первого выезда в инвалидном кресле на природу Махмуд заменил улыбчивого массажиста, и теперь ежедневную разминку мышц сопровождали не увлекательные рассказы о конном спорте, а уничижительно едкие замечания о моем никудышном здоровье, хилом телосложении, слезливости, апатии, моральном упадке и прочих недостойных качествах, которых настоящему мужчине иметь не положено. К концу массажа реплики Махмуда доводили меня до белого каления, и будь я здоровым человеком, непременно полез бы в драку, несмотря на то что ее исход из-за разницы наших весовых категорий был заранее предрешен не в мою пользу. Вполне возможно, что это был один из приемов психотерапии, и если так, то он приносил ощутимые результаты: копившаяся злость направлялась в иное русло, восстанавливая силы и активизируя умственную деятельность.

Напрасно я грешил на рассудок, предполагая, что во сне он фантасмагорически интерпретировал разговор доктора с руководителем группы «Кси». В отличие от тела рассудок был полностью здоров и в точности воспроизвел диалог у моей койки, ничего не добавляя и не искажая, что позже подтвердили приведенные Серебро факты. Другое дело, были ли эти сведения настоящими, и не разыгрывали ли у моей постели интермедию, каким-то образом прознав о «магнитофонных» способностях моего мозга? Диагностическая аппаратура в комнате стояла добротная… Но зачем все это нужно, я терялся в догадках.

Лечащий врач, нейрохирург Василий Андреевич Артамонов, одновременно являвшийся резидентом группы «Кси» в Алычевске, действительно совершенно случайно оказался на месте происшествия, когда меня поразила шаровая молния. А через полчаса Артамонов стал и свидетелем моего спонтанного предсказания гибели господина Популенкова. (Прослышав о несчастном случае на своей вилле, Популенков примчался в дачный поселок, почему-то, и скорее всего небезосновательно, подозревая, что на него готовилось покушение, но жертвой оказался я. Узнав, что все дело в необычном природном явлении, я, живой и внешне невредимый, прихожу в себя, сидя на крылечке, а дорогостоящая аппаратура не пострадала, Популенков пришел в благодушное настроение. Он даже позволил пошутить в мой адрес, что, мол, кому суждено быть повешенным, не закончит жизнь на электрическом стуле, и тут же отбыл в город. Чтобы через несколько секунд погибнуть у всех на глазах под бетонной плитой, свалившейся с самосвала на крышу «Мерседеса».) Дальнейшие события закрутились, как в детективе. Доложив о моем предсказании по инстанциям, Артамонов по собственной инициативе установил за мной наблюдение и оказался прав в своих подозрениях. На следующий день он под видом случайного посетителя подсел ко мне в кафе, где я основательно напивался по поводу вынужденного увольнения с работы. Напился я тогда здорово и в пьяном откровении поведал Артамонову о постигшем меня несчастье. Оказывается, шаровая молния наделила меня неприятной особенностью выводить из строя электронную аппаратуру, с которой я, по несчастью, находился рядом. Пришлось в срочном порядке рассчитаться с работы, чтобы не заподозрили в умышленной порче оборудования, так как при моем появлении в офисе персональный компьютер задымился и полыхнул ясным пламенем, а компьютеры на соседних столах все как один начали барахлить. Кто в этом виноват, для меня не составляло загадки, поскольку я ко всему прочему обнаружил у себя еще и дар предвидения. Пытаясь доказать случайному собутыльнику, что все это правда, я предсказал Артамонову несколько серьезных событий, которые должны случиться в городе. Что это были за события, мне сейчас не сообщили, но они сбылись, и отношение группы «Кси» к моей персоне круто изменилось. На фоне многочисленных предсказателей, зачастую липовых, мои способности выглядели ошеломляюще, и я мгновенно превратился для группы «Кси» в фигуранта номер один. В Алычевск срочно вылетела оперативная бригада во главе с экспертом первого ранга Николаем Ивановичем Серебро, которая установила за мной плотное круглосуточное наблюдение, скрупулезно фиксируя все мои действия, перемещения и проявления мною уникальных способностей, на всякий случай до времени себя не афишируя. Как сейчас в доверительном монологе признался Серебро, тайное наблюдение было, пожалуй, его ошибкой — на контакт следовало идти с самого начала, пока я находился в растерянности, поскольку, когда пообвыкся с уникальным даром и понял свои возможности, было уже поздно. Видя, что я и сейчас не склонен идти на контакт и считаю его рассказ чистой воды вымыслом, непонятно для чего сочиненным, Серебро решился на крайнюю меру и предоставил мне для ознакомления пухлую папку моего дела.