Избранное - Нора Георгиевна Адамян

сочтет. — Она крикнула в окошко своему фельдшеру: — Николай Матвеевич, сейчас мы будем на очереди.

— Не надо, — попросила Ксения. — Я сама.

— Нет уж. Отдохните, соберитесь. По врачу весь персонал равняется. Этого забывать нельзя.

Любила Евгения Михайловна изрекать истины. Но она ни о чем не спросила. Спасибо и на этом. И уехала не в свою очередь, куда-то далеко, за Лихачевку. А ее строгий, назидательный тон, который вначале только раздражал, точно снял напряжение в горле и на сердце. Ксения встала, отряхнула халат, вынула из сумочки расческу, провела несколько раз по легким рассыпающимся волосам. И когда Володя сообщил, что «в шестнадцатом отделении милиции посинел мужчина», Ксения нашла в себе силы улыбнуться:

— Посмотрим, с чего это он у них посинел.

10

В дверях отделения милиции их встретил затянутый в ремни милиционер. Вежливый, как хозяин дома, он, тяжело бухая сапогами, пошел вперед, ежеминутно оборачиваясь к Ксении и предупреждая: «Тут у нас лесенка», «Тут порожек», «Сюда пройдите».

Появился начальник — массивный, крепко сколоченный, в хорошо пригнанной шинели. Все в этом месте было ему под стать — тяжелая дубовая перегородка, разделяющая большую комнату, широкие письменные столы и даже воздух, плотно пахнущий кожаными ремнями.

— Медицина пожаловала. Так, — констатировал начальник и подал всем троим крепкую руку.

Откуда-то пришел еще милиционер со связкой ключей.

Загремели затворы, открылась небольшая комната с решетчатым окном.

На полу раскинулся человек. Он метался, рвал на себе рубашку и тяжело выдыхал воздух:

— Задыхаюсь, помогите, задыхаюсь, умираю…

Милиционеры застыли чуть позади начальника. Оба смотрели серьезно и настороженно.

Ксения подошла к больному. Начальник, точно страхуя ее, тоже шагнул вперед.

Человек заметался еще отчаяннее.

— Тише, тише, — сказала Ксения. — От этих движений вам станет только хуже.

Он заломил над головой руки. Ксения разняла их, нащупала пульс и предостерегающе подняла руку.

Милиционеры втянули животы и превратились в изваяния.

Лежащий человек тоже замер на минутку. Его русые волосы падали на высокий лоб, тонкое красивое лицо судорожно дергалось. Он не был похож ни на вора, ни на хулигана.

— У вас прежде бывали сердечные приступы? — спросила Ксения.

Он забился головой о пол:

— Прежде… О… о… прежде…

Ксения опустилась на колени и вставила в уши концы фонендоскопа:

— Не двигайтесь. Вы себе причиняете только вред. Успокойтесь.

— Доктор, вы понимаете, что вы мне предлагаете? Успокоиться… Мне успокоиться… Здесь, в этой обстановке, больному…

Пришлось Ксении самой расстегнуть ему пиджак, вытянуть рубаху. Тоны сердца были чисты. Легкие здоровые, в бронхах хрипы застарелого курильщика. Слегка увеличена и уплотнена печень.

Арестованный снова заметался, обдирая о цементный пол коричневое драповое пальто. Он проявлял самое бурное отчаяние, не пытаясь ни сдержать, ни обуздать себя. Его вытянутые руки, закинутая голова, стесненное дыхание внезапно поразили Ксению уродливым отражением того, что происходило в ней самой. Ей стало противно.

— Прекратите! — горько сказала она. — Володя, дайте двадцать пять капель «зеленинских».

Больной внезапно сел:

— Мне нужно систематическое лечение в больнице. Что вы со мной делаете? Я буду жаловаться.

Он закашлялся натужно, выворачивая себе внутренности.

— Вам курить вредно, — сказала Ксения.

Начальник тотчас сделал знак одному из милиционеров. Отчетливо топая, тот подошел к изголовью арестованного и протянул руку к папиросной коробке.

Но больной быстро схватил папиросы:

— Последнего хотите лишить? Нет уж, этого я вам не отдам.

Милиционер отступил, выжидая дальнейших приказаний. Арестованный спрятал папиросы в карман пальто:

— Спасибо, доктор, вы сделали свое дело. Теперь можете идти. Спасибо.

— Сдерживайте себя.

— И за совет спасибо. Вы меня хорошо подбодрили.

— Все, — сказала Ксения. — Мы можем идти.

Начальник удовлетворенно кивнул.

— Нет, я удивляюсь! — закричал больной. — Вы, интеллигентный человек, врач, со спокойной совестью можете оставить меня в этой обстановке? Вы же, конечно, понимаете, что мне нужен больничный режим. Скажите об этом. Вы ничем не рискуете…

Начальник отделения вопросительно смотрел на Ксению.

— Все, — повторила она.

Снова загремели ключи, плотно закрылась дверь. Начальник провел Ксению вперед. Милиционеры задержались, но любопытные Володя и Сема не отстали ни на шаг.

— Ну, как состояние здоровья? Не внушает? — спросил начальник. Теперь он уже доверительно наклонился к Ксении. — Вы знаете, он почему в больницу стремится? Связи установить хочет. Это стреляный воробей. Даром что молодой.

— Что же он сделал?

— Он ловко сделал. Тысячу холодильников продал и на каждом по двадцать рублей взятку брал. Сколько получается? Как будто культурный.

Ксения покачала головой.

— Как будто интеллигентный, — рассуждал начальник. — А теперь ему, конечно, условия неподходящие.

В машине горячо обсуждали происшествие. Сема высказал предположение:

— Ой, как он теперь жалеет! И чего, думает, я в это дело втяпался! Получал неплохую зарплату, жил бы себе да жил. А сейчас позору нахлебается!

А молчаливый Лаврентьев, который всегда все знал, уже раньше слышал про холодильники. Только по его версии их было пять тысяч. Лаврентьев даже показал тот хозяйственный магазин, — они проезжали мимо.

Освещенные витрины сверкали эмалью и никелем. За стеклом стояло множество соблазнительных для хозяек вещей, только холодильников не было.

11

Корректорша Зинаида Николаевна говорила:

— Растешь, в силу входишь действительно постепенно. А стареешь сразу. В один день назовут в автобусе бабушкой, и конец. Уже розовую кофточку не сошьешь.

Рая Зверева сочувственно кивала головой, но про себя знала, что никогда не состарится. Она и не пыталась представить свое лицо с морщинками у глаз, с обвисающими щеками, с сединой у висков. До этого было еще огромное количество дней, ночей и рассветов.

Когда Петя был еще только «влюбленным другом», он как-то снял с машины один из первых экземпляров газеты и прибежал в линотипную: лет через десять все будут обеспечены квартирами. Райка сказала грустно: «Что толку-то? Нам с тобой тогда под тридцать будет».

Работать на линотипе, конечно, не просто. Это не машинка, где можно лишнюю буковку стереть, и стучи дальше. Тут из-за одной запятой всю строчку переливать надо. Но зато как приятно, когда исчерканные помарками и поправками бумажные листы превращаются в металлические колонки, составленные из крохотных буковок. И вообще работать в типографии чудесно. При входе надо предъявлять пропуск, надевать «спецодежду» — черный сатиновый халатик. А главное, в другом месте она не встретила бы Петю.

Они поженились, не ожидая ни квартиры, ни того времени, когда Петя окончит свой заочный институт. Сняли комнатку. Пете дали отпуск. Он сдавал экзамены, а Райка наводила чистоту и создавала уют.

Собираясь на работу, она напевала песенку в несколько слов:

Райка вышла замуж,

Райка вышла замуж

Раньше всех своих подруг!

Старушка,