Стёртая - Тери Терри

– Молодец. И руку ему отрезать я не собираюсь. Хотя эксперимент мог бы получиться интересный сам по себе.

Он тянет вверх рукав, обнажает металлическое кольцо. Похоже на часы-браслет, с цифрами. Вот только показывают цифры не время.

– Это?.. Он?..

– Это «Лево», и его зачистили. – Он поворачивает запястье и поправляет ремни так, чтобы «Лево» находился на одной линии с прорезью в металлическом столе. На одной линии с пилой. – У этой пилы полотно с алмазным напылением, и она – единственный инструмент, который может разрезать металл, используемый ими для этих устройств. Ты уж поверь, мы все попробовали. Охлаждение, нагревание, химические вещества, всевозможные режущие инструменты. Но старомодная алмазная пила по-прежнему работает лучше всех.

Он надевает очки.

– Отступи в сторонку – могу забрызгать, если возьму чуть глубже.

Щелкает переключателем, и пила взвывает и начинает вертеться. Он подталкивает ее круке мальчишки. К его «Лево».

Паренек смотрит, и теперь в его глазах неуверенность. Он переводит взгляд на меня. Пила приближается к «Лево»… сталкивается с браслетом… Звук меняется на более пронзительный… летят искры. А потом он начинает кричать…

Боль ломает руку. Мечусь, вырываюсь, потом до меня доходит, что я просто запуталась в одеяле. В темноте две светящиеся точки – глаза Себастиана.

Включаю прикроватный свет. Шерсть у кота на спинке и до самого кончика хвоста вздыбилась, а на моей руке несколько царапин. Вот эта боль меня и разбудила, и она совсем не была частью сна. Второй раз Себастиан разбудил меня посреди кошмара.

– Спасибо, киса, что позвонил, – шепчу я. Вскоре он успокаивается, сворачивается и засыпает. Шерстка разглаживается под моими поглаживаниями. Но свет я не выключаю, не хочу снова оказаться в темноте.

Воображение, жестокое и ужасное? Или следы памяти, которых не должно было быть? Куда я попадаю во сне?

Внутренний голос подсказывает: и одно, и другое. Та я, что во сне, имела лишь абстрактное представление о том, что такое «Лево», и не узнала в мальчишке Зачищенного, хотя это и было очевидно. Но один вывод ясен.

Бена нужно остановить.

– Пора! – кричит снизу мама.

Но когда я спускаюсь по лестнице, она, вместо того чтобы выйти на улицу, поворачивается ко мне.

– Все в порядке?

Все настолько не в порядке, что даже если бы я могла рассказать ей, то не знала бы, с чего начать. Поэтому я только смотрю на часы у двери.

– Если мы сейчас не выйдем, я опоздаю на собрание Группы.

Она медлит секунду-другую, потом открывает дверь.

– Знаешь, я, может быть, и помогла бы, если бы ты сказала, что не так. Бродишь в последние дни как потерянная.

Иногда мне так хочется рассказать ей все. Может быть, она и впрямь помогла бы найти выход, которого я не вижу.

Опасность.

– Это из-за Бена? – спрашивает она, когда мы отъезжаем от дома.

Я киваю. На большее меня не хватает.

– Вы поругались?

Хмурюсь.

– Тебе это Эми сказала?

– Не сердись на нее. Она беспокоится и о тебе, и о Бене.

Я смотрю в окно. От благих намерений Эми слишком много неприятностей.

– Кайла, ты понимаешь, почему мы с папой решили, что тебе лучше не бегать с Беном вдвоем?

– Заступ за черту, – не сдержавшись, бросаю я зло.

Она усмехается.

– Знаешь, я и сама еще помню, как это бывает, когда ты молода и хочешь быть с кем-то.

– Тогда почему мне нельзя даже пробежать с Беном на собрание?

– Потому что нельзя. Но, как тебе известно, я не всегда согласна с твоим отцом. Да, если подходить официально, он прав и мы не можем позволить то, что чревато для тебя неприятностями, согласна? Но давай подождем немного, а потом посмотрим, что и как. Может быть, и с Беном как-то устроится. Но, боюсь, только под надзором. – Она улыбается. Старается помочь. Думает, что она на моей стороне. Но все намного сложнее, чем можно представить.

Если бы только я могла поговорить с Беном с глазу на глаз, убедить, открыть ему глаза.

Подожди-ка минутку.

– Пожалуй, кое в чем ты действительно могла бы помочь.

– И в чем же?

– Приезжай за мной сегодня чуточку позже, а? Задержись ненадолго. Нам нужно поговорить. Всего лишь несколько минут. Разобраться.

– Если отец узнает, он мне голову оторвет.

– Я ему не скажу!

Мама вздыхает.

– Ладно, я тоже. Дам тебе двадцать минут. Достаточно?

– Спасибо.

– Надо же, ты еще улыбаешься. Постарайся и меня встретить с той же улыбкой, хорошо?

Групповое собрание начинается как обычно. Пенни пришла в ярком джемпере и выглядит чересчур бодрой и неестественно веселой. Бен по обыкновению опаздывает и не садится рядом со мной. Обидно и досадно. Злится из-за вчерашнего? Из-за того, что я ушла?

Разговоры в Группе пустые и бессодержательные и вертятся вокруг вещей, совершенно незначительных. Ловлю себя на том, что каждую минуту поглядываю на часы. Собрание немного затягивается, и я прикусываю язык, чтобы не сорваться. Пенни наконец отпускает нас, и Бен поднимается и идет к двери. Срываюсь с места и едва успеваю перехватить его.

– Подожди.

Он поворачивается и впервые за вечер смотрит мне в глаза. Ничего не говорит, и молчание – кинжал в грудь. Отступить бы и тихонько уползти, но мне надо поговорить с ним, найти такие слова, которые убедили бы его отказаться от планов.

– Бен, мы можем поговорить? Пожалуйста. Мама приедет позже, и у нас есть немного времени.

Он оглядывается. Пенни на нас не смотрит, разговаривает с чьими-то родителями.

– Ладно, пошли.

Мы выходим на улицу, минуем парковочную площадку и останавливаемся в тени.

– Сердишься? – спрашиваю я и тут же отчитываю себя за несдержанность. Столько всего нужно обсудить, а это могло и подождать.

Бен качает головой.

– Конечно, нет. Но стараюсь держаться подальше. Не хочу, чтобы тебя связывали со мной потом, когда что-то… – Он переводит дух. – Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.

– То есть ты так и не одумался? Планируешь идти до конца?

– Ты ведь на самом деле не думала, что я передумаю?

– Не думала, но надеялась. Подожди хотя бы, пока не увидишься с Эйденом. Он расскажет, как они это делают. – «Отговаривай его, отговаривай».