Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл

— Попросите Филиппа, — сказала Шиффер, глядя на Окленда. — Это один из его любимых островов.

— Это у всех любимый остров, — проворчал Окленд. — И с кем ты летишь?

— С Браммингером, — сказала Шиффер, опустив глаза, пока гримерша красила ее ресницы.

— С Дереком Браммингером? — уточнил Филипп.

— Да.

— Ты с ним встречаешься?

— Вроде того.

— Надо же! — Филипп опустился на стул рядом с ней. — И с каких же пор?

— С недавних, — ответила Шиффер.

— А кто это — Браммингер? — встряла Лола.

Шиффер улыбнулась:

— Когда-то он был богатым и занимал высокий пост, а теперь утратил власть и стал еще богаче.

— А он старый? — спросила Лола.

— Дряхлая развалина, — отозвалась Шиффер. — Еще старше Окленда.

— Все готово, — снова заглянул в гримерную Алан.

— Спасибо, милый, — поблагодарила Шиффер и повела Лолу с Филиппом на съемочную площадку. Пробираясь по лабиринту коридоров, Лола, не закрывая рта, мило чирикала о том, как она счастлива здесь оказаться, охала и ахала при виде задника, изображавшего Манхэттен на фоне вечернего неба, десятков людей, сновавших вокруг, великого множества кабелей, шнуров, юпитеров и прочего оборудования. Шиффер уже не удивлялась, что Инид сразу невзлюбила Лолу, — Филипп безропотно подчинялся ей, едва она пошевелит мизинцем с черным блестящим ноготком. Однако девица оказалась вовсе не так уж плоха. Лола держалась приветливо и производила приятное впечатление своей бойкостью и юной жизнерадостностью. Она была очень молода — выбор Филиппа красноречиво свидетельствовал о начале кризиса среднего возраста. «Но это не моя проблема», — напомнила себе Шиффер. Их с Филиппом дороги разошлись много лет назад, и обратного пути не было.

Бросив взгляд на Лолу, беспечно усевшуюся в кресло режиссера, не подозревая о своем faux pas,[19]Шиффер вошла в кадр, приказав себе выбросить Филиппа и его подружку из головы. Снимали сцену в кабинете в редакции журнала; Шиффер предстояло ссориться с молодой подчиненной, которая завела служебный роман с начальником. Шиффер Даймонд села за стол и надела очки для чтения в черной оправе, припасенные реквизиторами.

— Тишина на съемочной площадке! — крикнул режиссер. — Мотор!

Шиффер встала и сняла очки, увидев молодую актрису, медленно шедшую к ее столу.

— Боже мой, это же Рамблин Пейн! — завопила Лола.

— Стоп! — рявкнул режиссер. Оглядевшись, он заметил в своем кресле незваную гостью и решительно направился к ней.

Шиффер успела вмешаться:

— Все в порядке. Это свои.

Режиссер остановился, посмотрел на нее и неодобрительно покачал головой, но тут заметил Филиппа, стоявшего рядом с Лолой.

— Окленд? — удивился он, подошел к Филиппу, схватил его за руку и крепко пожал, дружески похлопав по спине. — Почему вы не сказали, что здесь сам Окленд? — обратился он к Шиффер.

— Хотела сделать вам сюрприз.

— Как твои дела, друг? Я слышал, ты добил «Подружек невесты»?

— Да, — сознался Филипп. — Съемки начнутся в январе.

Режиссер пристально посмотрел на Лолу:

— Твоя дочка, что ли?

Шиффер очень хотелось увидеть выражение лица Филиппа, но он упорно смотрел в пол. Бедняга, подумала она.

По дороге в город Филипп сидел мрачный как туча и лелеял свою меланхолию. Лола ничего не желала замечать; она весело болтала, не обращая внимания на угрюмое молчание спутника. Она буквально прозрела на съемочной площадке — ей открылось, в чем ее призвание! Она тоже может стоять перед камерой и делать то, что делает Рамблин Пейн, — оказывается, это совсем не трудно. Или все же лучше реалити-шоу? Можно запустить реалити-проект о том, как молодая женщина строит жизнь в большом городе. В конце концов, подчеркнула Лола, жизнь она ведет гламурную и девушка она красивая — не хуже любой другой участницы реалити-шоу. А главное, она интересная личность.

— Ведь я интересная личность, правда, Филипп? — обратилась она к нему.

— Конечно, — машинально ответил Филипп. Они переезжали мост Уильямсберг, который ведет в южную часть Манхэттена. Вид, открывавшийся отсюда, сильно отличался от знаменитой панорамы ночного города на фоне неба. Приземистые коричневые и серые дома выглядели вросшими в землю и запущенными. Здесь возникали мысли об отчаянии и обреченности, а не о новой жизни и исполнении мечты. Глядя на южный Манхэттен, Филипп, в свою очередь, тоже прозрел. Шиффер Даймонд вернулась в Нью-Йорк и начала новую жизнь: она вновь добилась известности и даже завела роман. А он топчется на месте, живя по установленному распорядку. Единственное, что менялось, — темы сценариев и женщины. Думая о приближающемся празднике, Филипп особенно остро ощутил внутренний разлад. Рождество он, как всегда, проведет со своей тетушкой. Они, как обычно, сходят поужинать в «Плазу»… Стоп, отеля «Плаза» уже нет, теперь это ультрадорогой современный кондоминиум. Филипп даже растерялся, не зная, куда вести Инид. Шиффер улетит на Сент-Бартс, Лола поедет домой к родителям. Чувствуя себя старым неудачником, Окленд собрал волю в кулак и приказал себе не раскисать. Тут его второй раз озарило, и он нашел спасение от депрессии.

— Лола, — сказал он, взяв ее за руку. — Ты хотела бы встретить Новый год на Карибах?

— На Сент-Бартсе? — радостно спросила мисс Фэбрикан.

— Нет, — ответил Филипп, не желая портить себе отдых неожиданными встречами с бывшей любимой и ее новым любовником. — Кое-где получше.

— О, Филипп! — воскликнула Лола, бросаясь ему на шею. — Я так счастлива! Я ужасно волновалась, что мы никуда не выберемся на Новый год. Боялась — все, забыл, а ты, видишь как, сюрприз мне приготовил!

Не в силах сдержать восторга, она мгновенно позвонила матери и сообщила хорошие новости. В последнее время Битель вела себя несколько странно, и Лола подумала, что это ее подбодрит.

Через три дня Лола, утопая в розовых мечтах, летела в Атланту. В мыслях она была уже на Карибах; она улетала двадцать седьмого прямым рейсом на Барбадос, а оттуда вместе с Филиппом на Мастик. Каждая девушка знает — когда мужчина везет тебя в отпуск, он устраивает проверку, желая посмотреть, как у вас получится жить бок о бок несколько дней подряд. Если поездка пройдет хорошо, дело может увенчаться (какое прекрасное слово!) помолвкой. Поэтому за неделю, оставшуюся до отлета, Лоле предстояло успеть не меньше, чем невесте перед свадьбой. Надо было купить купальные костюмы и одежду для отдыха, сделать восковую эпиляцию с головы до ног (в смысле — кроме головы, конечно), удалить огрубевшую кожу стоп, обработать скрабом локти и выщипать брови. Сидя в кресле самолета, Лола представляла собственную свадьбу. Они с Филиппом будут венчаться на Манхэттене и пригласят Шиффер Даймонд и того смешного писателя Джеймса Гуча. Про свадьбу напишут в The New York Times, Post и даже в таблоидах, и мир узнает Лолу Фэбрикан. Решительно настроившись на счастье, Лола забрала чемоданы с транспортера и вышла к поджидавшей ее Битель. И у отца, и у матери были новенькие «мерседесы» — не старше двух лет, и Лола раздувалась от гордости при виде столь несомненного доказательства недосягаемого превосходства семейства Фэбрикан над простыми смертными.