Я сказала правду - Керстин Гир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да он этого и не знал вовсе, – пояснил Берт. – Просто оказался в нужное время в нужном месте.
– Из-за Миа, – добавил Ульрих.
– За Миа! – Берт поднял свой бокал. – За Миа, которая своей изменой спасла Герри жизнь.
– За Миа! – торжественно произнес Ульрих.
– За Миа! – присоединился Мариус.
Миа окинула всех пронзительным взглядом.
– Я вам всем еще покажу! – Она откинула назад гриву. – Вы и правда, полные придурки!
И с этими словами пулей вылетела из кухни. Через мгновение весь дом сотрясся – это Миа изо всех сил хлопнула дверью.
– Пока, – сказала ей вслед Каролина. – И все-таки я не понимаю, почему вы обнимались за завтраком.
– Потому что у Герри над верхней губой были усы из морковного сока, а еще потому, что у нее такой сладкий ротик, – пояснил Оле.
– Потому что Миа должна была нас увидеть, – проговорила я. – И так оно и случилось.
– Гениально, – протянула Каролина.
– Ты правда хватал Миа за задницу? – Марта мрачно воззрилась на Мариуса.
– Да там хватать-то не за что, – сказала Чарли.
– Это точно, – согласилась Марта и опять заплакала.
– Ну, теперь-то ты, наконец, довольна? – спросил меня Оле перед самой дверью.
Чарли и Ульрих уже сидели в машине и ждали, пока мы поговорим.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, теперь, когда Миа, наконец, узнала, что я в курсе про ее измену, – пояснил Оле. – Ведь именно это тебя все время беспокоило.
– Да, – согласилась я, – но для этого не обязательно было устраивать Миа такую неприятную сцену.
– Ну, в этом я совсем не виноват. Это Чарли с Ульрихом все затеяли.
– Потому что не следовало позволять Миа думать, что я стала причиной вашего разрыва.
– Но причина именно в тебе. – Оле был непоколебим.
Я вздохнула:
– Почему у меня ощущение дежавю?
– Потому что у нас уже был похожий разговор пару дней назад, – сказал Оле. – Я люблю тебя, Герри, и хочу быть с тобой. Разве это так сложно понять?
– Оле, прости! Я не могу принять всерьез твои слова. Ты должен сам задаться вопросом, откуда вдруг у тебя так внезапно возникли эти чувства? Четыре недели назад ты меня тоже любил?
На секунду на лице Оле отразилось сомнение, но потом он уверенно произнес:
– Ну, в общем, да. Только я об этом тогда еще не знал. А если даже и нет – разве нельзя влюбиться в кого-то неожиданно?
– Навряд ли. Очень уж неудачный, по моему мнению, момент. Примерно через шесть часов после того, как ты узнал, что твоя жена тебе изменяет, ты влюбился в первую встретившуюся тебе женщину. Это можно назвать кармой, а еще это можно назвать реакцией короткого замыкания, проецированием и реакцией оппозиции.
– Ну почему ты не хочешь впустить в свою жизнь хоть немного позитива? – спросил Оле. – Раз в жизни, Герри, попробуй поступить не так, как обычно. Вот счастье, прямо у тебя под рукой, тебе остается только схватить его – ну так давай же, вперед! Поверь мне, любая другая женщина на твоем месте была бы рада.
– Что ты имеешь в виду, Оле?
– Я имею в виду, что я очень даже ничего. Женщины всегда на меня западали. Высокие красивые блондины-стоматологи высоко ценятся. Вне зависимости от того, что у Миа проблемы с сексуальной жизнью и что она нацелилась на другого. Кто знает, может, у нее просто рано проявились симптомы климакса? Это ничего не значит. Лучше меня тебе не найти. Ты должна это понять.
– Но, может быть, я найду кого-нибудь поскромнее, – одернула его я. – Эй! А ты, случайно, не слишком высокого о себе мнения?
– В данном случае скромность совершенно ни к чему, – серьезно заявил Оле. – Ты только подумай, Герри! Я лучшее, что когда-либо может произойти в твоей жизни, потому что я вижу тебя такой, какая ты есть, со всеми твоими замечательными чертами характера и маленькими странностями и недостатками. За них я тебя и люблю. Я буду всю жизнь носить тебя на руках, и все будут нам с тобой завидовать.
Мне хотелось расспросить подробнее о замечательных чертах моего характера и маленьких странностях и недостатках, но вместо этого я спросила:
– Так, а что, если мне нужно еще немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах?
– Сколько времени? – пытливо спросил Оле.
– Понятия не имею.
Он закусил нижнюю губу.
– Я уж точно не буду ждать вечно. Это просто глупо.
– Да, я понимаю.
– Ты глупая, – констатировал Оле. – Правда, глупая.
– Спасибо большое. Это одна из моих замечательных черт характера?
– Может, тебе стоит подумать о том, как я себя чувствую, когда ты все время меня отшиваешь и сомневаешься в моих чувствах?
– Но я только этим и занимаюсь: думаю, – сказала я.
– Мы просто созданы друг для друга, – не унимался Оле. – У нас общие друзья, общие интересы, мы любим одно и то же, и у нас полная гармония в постели. Чего тебе еще надо?
– Дорогой Оле, есть ли у нас гармония в постели или нет, нам еще только предстоит выяснить, потому что между нами ничего не было! – Последние слова я произнесла очень медленно и отчетливо.
Оле с секунду помолчал.
– А как насчет поцелуя? – спросил он, наконец. – Вот только не надо мне рассказывать сказки о том, что ты ничего не почувствовала, когда мы поцеловались, что у тебя мурашки по всему телу не забегали.
– Хм... – задумалась я.
Поцелуй действительно был в высшей степени приятным, но ведь таковы все поцелуи, разве не так? Если только не целуешься с тем, кто тебе категорически не нравится, и если тот, с кем целуешься, не засовывает сразу тебе язык в самое горло, – от поцелуя всегда бывают мурашки. Ну, или почти всегда. Уж точно в пятидесяти процентах случаев первых поцелуев. Или в сорока пяти. Все равно процент очень даже неплохой.
Оле истолковал мое молчание в свою пользу и довольно улыбнулся.
– Подумай еще сегодня об этом, – проговорил он ласково, поцеловал меня в щеку и пошел к своей машине. Это был черный «Порше-Каррера». Оле называл его своей «зубоврачебной машиной», а Берт, Ульрих и Мариус жутко ему завидовали. Я смотрела, как он ловко вырулил с места парковки и покатил по улице.
– Герри! Он уехал, можешь залезать! – крикнула Чарли из машины Ульриха.
Я запрыгнула на заднее сиденье, пробормотав:
– Извините.
– Ничего, – сказала Чарли. – Это был важный разговор, так что времени на него не жалко.
– А вы что, все слышали?
– С того момента, как Чарли опустила стекло, – смущенно признался Ульрих.