У всякой драмы свой финал - Валерий Пушной

— В квартире? В какой квартире? — продолжала сохранять спокойствие Ева.

— В служебной квартире Корозова, где он с вами разговаривал.

— Ах, вы вот о чем, — протянула она, как бы, наконец, разобравшись в хитросплетениях его вопросов.

Между тем, у нее уже была заранее готова позиция защиты. Ева слегка кивнула и уши у нее порозовели, будто ей до упада не хотелось вспоминать об этом. Заговорила нехотя, скучным голосом, словно сделав усилие над собой:

— Да, действительно, однажды Корозов приглашал меня на эту квартиру для разговора. Но пробыла я там совсем недолго. Потому что разговора никакого не получилось. И почему вы об этом спрашиваете? С тех пор прошло немало времени. А, кстати, никаких охранников около меня не было. Да вы могли бы узнать об этом у самого Корозова. Необязательно было срывать меня со спектакля и тащить в полицию.

В попытке поймать ее блуждающие глаза, которые безудержно плавали где-то в пространстве, Акламину не везло, ухватить их было трудно.

А Ева непринужденно с явным безразличием продолжала:

— Больше мне сказать нечего! Собственно и рассказывать не о чем. Все это пустая суета. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос? — и, помолчав, скучно выговорила. — Об этом вы могли бы спросить меня в театре! Зачем было устраивать такой маскарад? Тоже мне, нашли преступницу! Вы представляете, что теперь начнут болтать у меня за спиной? Вы увезли меня в полицейской машине, перепугали всех служащих, хорошо хоть наручники не надели! — лицо ее сделалось расстроенным.

Она ловко ускользала из рук Аристарха.

И вид у нее при этом был такой безобидный, что в мозг невольно вбивалась мысль, ну хватит уже мучить нелепыми вопросами это воздушное создание. Однако провести Аристарха на таких штучках было трудно. Он видел, что она изворачивалась сейчас так же, как делала это при первой встрече. Однако интуиция Аристарха ловила все ее извороты, настораживала и подсказывала, что в этом воздушном создании может скрываться целая гремучая смесь. А уж изворачивалась она умело, сразу ухватить не за что.

Акламину пришло в голову, что женщине природой предначертано творить своей внешностью чудеса. И Ева творила. Она блестяще играла роль, умело пуская в ход все свое очарование, а его у нее было предостаточно.

И тогда он задал новый вопрос, подходя с другой стороны:

— Вас несколько дней не было в театре! Где вы находилась все это время?

Посмотрев с удивлением, она сделала изнеженный вздох, точно выплеснула, ну зачем спрашивать об этом свободную девушку? Разве ей запрещено делать то, что она захочет? И что с того, что несколько дней никто ее нигде не видел? Что в этом необычного?

Она могла бы не отвечать на его вопрос, сделав лицо обиженным или капризным, словно он спрашивал, с кем она спала все это время? Она знала, что никто не подавал в полицию заявление на ее розыск. Но она не захотела усложнять и без того опасную для себя обстановку, и доверительно прошептала:

— Сидела дома. Да, да, представьте себе, заперлась и сидела дома. Напала хандра, захотелось все бросить и сбежать в тайгу! Но тайги тут нет, поэтому просто спряталась в четырех стенах и ничего не делала. Беспробудно спала. Отдыхала от театральной суеты, от завистливых взглядов, от нескончаемого змеиного шепота за спиной! — поправила прическу, открывая высокий лоб. — Депрессия. Это была депрессия. Подобное случается с актерами и не только с актерами. Одни уходят в запой, другие в обжорство, третьи лезут в петлю и не останавливаются, пока их не хватит кондрашка, а четвертые просто спят напропалую, как убитые. Я отношусь к этим четвертым. Но сейчас все прошло. Я опять в форме. В хорошей форме. Ведь вы же смотрели сегодня первый акт спектакля. И вам не могла не понравиться моя игра!

Сейчас перед собой Аристарх наблюдал не просто спектакль с участием одной актрисы, ни в чем неповинной, ни к чему непричастной, ни чем незамаранной, он видел чистый образ совершенно непорочной честной красивой девушки. Ева была учтива и приятна в общении, и всячески показывала, что упрекать ее в чем-либо безосновательно. Собственно, если не брать во внимание утверждения Корозова, то фактов пока что, которыми мог бы надавить на нее Аристарх, у него не было.

Поэтому, предвидя подобный ход событий, Акламин заранее пригласил Глеба. Тот сейчас находился в соседнем кабинете с оперативниками.

— Так значит, в этой квартире вы больше никогда не были? — спросил Аристарх.

— Если бы вы попросили меня сейчас показать, где находится эта квартира, я уже и не нашла бы ее, — ответила скороговоркой Ева. — Уже и адрес не помню. Да и зачем мне это нужно?

Акламин потянулся рукой к телефону, который лежал на столешнице сбоку. Связался:

— Войдите.

Краем глаза Нарлинская проследила за его движениями, сохраняя бесстрастный вид. Ее невозмутимость меньше всего сейчас была связана с актерской профессией, выдержке ее приучило положение в театре и в триумвирате. Чтобы чувствовать себя на высоте и независимо, приходилось постоянно не обращать внимания на злые языки, которые чесались по всем углам. А также лавировать среди членов триумвирата, между которыми были сложные напряженные отношения. Звонок Аристарха сейчас немного напряг, заставил собраться больше.

За стенкой Глеб поднялся со стула и пошел к Акламину. Ева, увидав его в дверях, приготовилась к круговой обороне. Но внешне никак это не проявилось.

Показав Глебу на стул сбоку стола, Аристарх без всякого вступления сказал:

— Актриса Нарлинская утверждает, что всего один раз недолго была в служебной квартире.

Корозов сразу догадался, в каком ключе протекала беседа между Аристархом и Евой.

И все же он был рад, что Нарлинская сидела перед Акламиным. Его беспокоил вакуум, создавшийся вокруг Ольги. Мысли громоздились в голове и все замыкались на Еве. Он отгонял их от себя, но они, как назойливый комары, впивались в самую душу, и было трудно избавиться от них. Неприязненно окинув Еву с ног до головы, сел на стул:

— Актриса Нарлинская может сидеть тут и врать до изнеможения, думаю, запаса слов у нее хватит не на одну пьесу. Но если она не скажет сейчас, где моя жена, я из нее душу вытряхну! А если с Ольгой что-нибудь случится, я за себя не отвечаю!

Приподнявшись с места, Акламин оборвал вспышку Глеба. Не хватало еще, чтобы в его кабинете тот сыпал угрозами в адрес Нарлинской:

— Глеб, остынь! Включи мозги!

Сердито смотря на Еву, Корозов отдышался:

— Значит, в служебной квартире ты была всего один раз?

— Что за странный вопрос с твоей стороны, Глеб? — она будто была ошеломлена. — Ты же знаешь это не хуже меня!

— Я знаю, что это неправда! И ты это знаешь! И не нужно здесь крутиться, как блохе на веретене! Лучше будет, если ты искренне сознаешься во всем!

— Да в чем я должна сознаться? — вскрикнула Нарлинская и отшатнулась. Играла она безупречно. Казалось, все части ее тела, все клетки лица были возмущены несправедливыми наговорами. Возмущение просто било из нее ключом, превращаясь в ярость. Однако Ева мгновенно сумела сменить маску и умоляюще, даже заискивающе посмотреть на Акламина. — Оградите меня от этого! У Корозова какая-то мания обвинять меня в том, чего я не совершала!