Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий

Вскоре в кабинет вошли шесть парней в гражданских костюмах, начали обыск и изъятие документов. Они составляли опись найденных в сейфах и письменном столе бумаг, складывали их в коробки из плотного картона. Эти коробки перевязывали шпагатом, на каждую ставили круглую печать и пломбу. Солод равнодушно наблюдал за происходящим, демонстративно зевал и думал, что все труды ментов напрасны. В бумагах они не найдут ничего интересного.

– Я анекдот один вспомнил, – сказал Солод. – Про одного жирафа, у которого была слишком длинная шея.

– Так рассказывай, – сказал юрист.

– Лучше воздержусь. А то представители закона, – он глянул на Девяткина, – воспримут мои иносказания как скрытую угрозу.

Адвокат расплылся в улыбке. Прокуроры в дальнем углу засмеялись. Солод открыл коробку и, выбрав сигару, закурил. Вот если бы милиционеры приехали сюда, захватив с собой пару лучших разыскных собак, и с этими собаками потоптались по клумбам вдоль липовой аллеи… Вот тогда у них появился бы шанс найти под цветочками свежий, почти не тронутый разложением труп Сергея Свистунова по кличке Свист. Установить личность бывшего уголовника будет непросто: кости лица раздроблены бейсбольной битой, с пальцев удалена кожа, с тела срезаны бородавки, татуировки и родинки. Но искать труп в цветочной клумбе никому в голову не придет.

Солод задумался о том, что человеческая жизнь чертовски коротка. А Свист был неплохим человеком и хотел получить всего десять процентов от стоимости того золота… Солод прогнал вздорные мысли. Дело тут не в деньгах. Свиста надо было кончать, потому что он опасный свидетель. И если уж заговорит… Впрочем, он уже никогда не заговорит.

– Я слышал, у вас тут свой тир и даже кегельбан, – сказал Девяткин. – Хотелось бы осмотреть помещения.

– Это – пожалуйста, – встрепенулся Солод.

Он нажал кнопку на нижней части столешницы. Один из книжных шкафов отъехал в сторону; взглядам открылся коридор и лестница, ведущая вниз. Хозяин провел милиционеров и адвоката в подвал, зажег верхний свет и даже пустил пару шаров. Потом все перекочевали в тир, осмотрели карабины в оружейных шкафах. Солод показал, как привести в движение мишени, как осветить их, как приблизить или отдалить.

– Все просто, – сказал он, закончив короткую экскурсию.

– Какие пистолеты предпочитаете?

– Я старомодный человек, – ответил Солод. – Доверяю фирме «Кольт». У этих пистолетов высокая убойная сила, они хорошо лежат в руке. А если для души… Недавно получил изготовленный по заказу револьвер «таурус». Он инкрустирован черненым серебром, накладки из кости и всякое такое. Это скорее произведение искусства.

– Из какого оружия упражняетесь в тире?

– «Вальтер П99», например. А вас есть пристрастия?

– Стреляю я редко, – ответил Девяткин. – Тут уж не до пристрастий.

– Если будете записывать номера карабинов и ружей, большая просьба: не поцарапайте, – попросил Солод. – Тут есть уникальные вещи, ручная работа.

– Не поцарапаем, – пообещал Девяткин. – Открывайте шкафы.

* * *

Романенко распахнул ворота, «Жигули» выехали со двора и остановились на дороге. Алла высунула руку и помахала старикам, которые вслед за машиной вышли на улицу. Света хватало. Над воротами горела яркая лампочка с жестяным отражателем. Вокруг нее клубился густой рой мошкары. Сидевший за рулем Стас хорошо видел Романенко. В своей темной рубахе и серой кепке он стоял посередине дороги. Одной рукой старик держал за руку супругу, другой рукой снял кепку и помахал Алле и Стасу. Машина тронулась, фигуры стариков становились все меньше и меньше. И наконец пропали в темноте.

Романенко еще некоторое время постоял на дороге, ожидая не пойми чего. Может быть, он надеялся, что Алла вдруг вернется назад и поживет здесь, рядом с родными людьми, еще хоть один день. Конечно, их старый дом – это не пятизвездочный отель, но воздух здесь здоровый – свежий и сухой. А на рынке можно купить козий сыр, баранину и овощи… Старик спохватился, решив, что мысли текут совсем не в том направлении. Завтра ему самому нужно брать билет и катиться отсюда вместе со старухой куда подальше. Даже если появилась малейшая опасность, оставаться тут нельзя.

– Пойдем, Зоя, – сказал старик. – Они не вернутся.

– Чего? – переспросила жена, которая не всегда понимала с первого раза.

– Я говорю, пойдем, – повторил Алексей Алексеевич. – Уже холодно.

– Пойдем, – кивнула Зоя Федоровна. – А где же тот молодой мужчина… Ну, симпатичный такой, с портфелем? Кажется, Дима?

– Он час назад уехал на станцию. – Старик глянул на наручные часы на потертом ремешке и подумал, что поезд Радченко отошел четверть часа назад. – Сел в поезд и едет к Москве.

– А почему же он с Аллой не поехал? – спросила старуха. – Такой положительный молодой человек. Серьезный.

– У него другие дела. Ему в Москву надо.

Он пропустил жену вперед. Зоя Федоровна поднялась на крыльцо и исчезла за дверью. Романенко запер ворота на замок с внешней стороны, вошел на двор через калитку, запер ее на врезной замок. С внутренней стороны укрепил ворота поперечной перекладиной, которая лежала на массивных железных скобах.

Подняв голову, он посмотрел на темное небо, на россыпь близких звезд и почувствовал, как без всякой причины тревожно забилось сердце. Вспомнил, что вчера ездил в центральную городскую аптеку, но забыл купить лекарство от давления, что принимает жена. Зоя чувствует себя неважно, капли могут понадобиться. Но, кажется, где-то завалялся пузырек с таблетками, понижающими давление. Надо вспомнить, где именно. Он увидел, как свет загорелся в крайнем окне – значит, Зоя уже собирается спать.

Романенко шагнул к крыльцу и увидел прямо перед собой темную человеческую фигуру. Широкоплечий высокий мужчина стоял, опустив руки, и молчал. Второй человек вышел из-за угла дома и остановился. Романенко тоже замер на месте, не зная, что делать: то ли о чем-то спросить незнакомцев, то ли закричать, предупреждая жену о близкой опасности. Но тут из темноты вылетел тяжелый кулак и врезался в гладко выбритый подбородок. Старик тихо вскрикнул. И получил еще один чувствительный удар в шею.

Он рухнул на землю, ощутив щекой мелкие острые камушки и травинку, щекотавшую ухо.

* * *

Темная дорога петляла по городской окраине, застроенной одноэтажными домами. Редко попадалось освещенное окно, совсем не было прохожих и встречных машин. Где-то вдалеке заливисто лаяли собаки, в небе шарил луч зенитного прожектора. Через четверть часа машина выехала на пустую асфальтовую дорогу и повернула на восток.

Справа и слева, уходя в кромешную темноту, тянулась степь, местами голая, местами заросшая верблюжьей колючкой и рыжей, сгоревшей под солнцем полынью. Дальше, на едва различимом в темноте горизонте, поднимались пологие склоны холмов. Только где-то далеко сзади блестели мелкие огоньки автомобильных фар. Стас оглянулся на этот свет.