Серебряные змеи - Рошани Чокши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то вспыхнуло в глубине его сердца, и ледяной покров, который он так долго взращивал, на мгновение треснул. Почему она была так уверена, что он со всем разберется? Как она могла доверять его словам после того, как он хитростью разлучил ее с семьей? Ведь она видела, что случилось с последним человеком, который так слепо ему доверял.
Северин стиснул зубы, и его сердце вновь заледенело. Он нашел лучшего врача в Польше, чтобы вылечить ее сестру. Судя по всему, девушка реагировала на лечение лучше, чем ожидалось. Именно доверие Зофьи вызывало у него необъяснимое раздражение. Они заключили деловую сделку. В ней не было места надежде, и все же Зофья взвалила на него это бремя.
В этот момент Лайла коснулась его руки. Уже собираясь уходить, он услышал, как Руслан зовет его по имени. Подняв глаза, он увидел, что патриарх Дома Даждьбог все еще сидит за столом и водит пальцем по десертной тарелке, собирая остатки сахарной пудры.
– Никак не могу понять, как относиться к вашему решению спуститься внутрь левиафана. Может, вы храбрец, а может – безумец, – сказал он, слегка покачав головой. – Но, возможно, все идет так, как должно, – Руслан с улыбкой посмотрел на Лайлу. – С таким именем, как у тебя, и сумасшедшим любовником в придачу, я надеюсь, ты называешь своего Северина «Маджнун».
Пальцы Лайлы сжали его руку.
– Что вы сказали?
Руслан выглядел смущенным.
– Это отсылка к поэме шестого века «Лайла и Маджнун», написанной Низами Гянджеви…
– Я знаю, – тихо сказала Лайла.
– Ах! Отлично, отлично, – сказал Руслан. – А вы, Северин?
Северин почти не осознавал, что качает головой. Все его тело словно онемело.
– «Лайла и Маджнун» – одна из моих любимых трагедий, – сказал Руслан. – Очень жаль, что они не так знамениты, как их более поздний аналог «Ромео и Джульетта».
Северин изо всех сил старался прислушаться к их разговору, но мысленно он возвращался ко всем моментам, когда Лайла называла его Маджнуном. Безумцем. Она объяснила ему, что это значит, но он не знал, что его прозвище взято из поэмы, к тому же трагической. Отчего-то он чувствовал себя дураком. Когда-то это имя было для него талисманом. Теперь оно ощущалось на языке горьким пророчеством.
– Ах, Маджнун. Безумец, потерявший себя в стремлении к несбыточной мечте, – сказал Руслан. Он тихо рассмеялся и взглянул на часы. – Желаю вам обоим спокойной ночи, было очень приятно провести вечер в вашем обществе. Удачи вам завтра, месье Монтанье-Алари.
Он поклонился и вернулся к своей десертной тарелке.
СЕВЕРИН НЕ ПОМНИЛ, как добрался до верхней ступени лестницы.
Он не помнил, как открыл дверь в их комнату, и все же они оба были здесь. Вокруг них сгустилась тишина, и, когда он наконец заговорил, собственный голос показался ему слишком громким.
– Это правда?
Лайла вздрогнула. Она уселась у мраморно-ледяного туалетного столика в углу комнаты спиной к нему и принялась снимать перчатки и украшения.
– Что именно?
– Мое… – он осекся, взял себя в руки и начал снова. – Имя, которым ты меня называла. Ты взяла его из поэмы?
– Да, – ответила она.
И тут его осенило, что еще до того, как она поцеловала его и пустила свои корни так глубоко в его сердце, что он не задумываясь предпочел ее собственному брату… она уже пометила его как человека, которому никогда не будет принадлежать. Это была привязанность, которая могла закончиться лишь разочарованием. Как удачно она выбрала его прозвище.
Выходит, он был безумцем, потому что верил, что судьба позволит ему быть счастливым. Возможно, он был безумцем и теперь, потому что пытался ее изменить.
Лайла возилась с застежкой-молнией на платье. Северин медленно подошел к ней. Он почти не осознавал, что делает… все это время он только и делал, что старался держать дистанцию между ними. Желание сблизиться с ней отравляло его рассудок, и все же он знал, что, если ему хочется услышать правду, – придется заключить сделку. Ее присутствие вызывало в нем странную слабость. Без сомнения, расставшись со своими тайнами, она тоже ослабнет, и тогда они встретятся лицом к лицу, как равные.
– Расскажи мне, чем заканчивается поэма, Лайла, – сказал он.
Лайла закрыла глаза, словно собираясь с силами. Он протянул руку и перебросил ее волосы через плечо. Она изящно склонила голову, как лебедь, и ее кожа покрылась мурашками. Руки Северина коснулись застегнутой молнии, в которой застрял кусочек шелка. От его прикосновения Лайла едва заметно вздрогнула. Обычно она терпеть не могла, когда кто-нибудь видел ее шрам, но на этот раз девушка даже не попыталась спрятаться, словно была готова обнажиться.
– Расскажи мне, Лайла, – повторил он.
Молния скользнула вниз на один дюйм. В отражении Лайла открыла глаза.
– Однажды юноша и девушка полюбили друг друга, но они не могли быть вместе, – сказала она. – Девушка вышла замуж за другого. Юноша сошел с ума, и…
Он снова потянул застежку, и у нее перехватило дыхание.
– И? – эхом отозвался он.
– И он ушел в пустынные дебри, – сказала она, упорно не смотря ему в глаза. – В конце у них появился шанс быть вместе, но они решили иначе.
Северин расстегнул молнию еще ниже. Теперь он мог сосчитать хрупкие кости ее спины. Если бы он захотел, то мог бы коснуться длинного шрама: какой-то злодей заставил ее поверить, что это признак ее искусственности. Когда-то Северин покрывал эту спину поцелуями.
– В конце концов, они предпочли сохранить в своих сердцах чистые образы друг друга.
Рука Северина замерла. В зеркальном отражении Лайла наконец встретилась с ним взглядом.
– Я думаю, Лайле было невыносимо смотреть на своего Маджнуна, который потерял часть своей души в дикой пустыне.
Она не сделала ни малейшего движения, чтобы прикрыться или уйти, хотя ее платье было расстегнуто почти до конца. Он заметил, как напряглись ее плечи, как вздернулся подбородок… в комнате повисла напряженная тишина ожидания.
Она ждала его ответа.
Не раздумывая ни секунды, Северин наклонился к впадинке на ее шее. Он видел, как ее глаза закрылись, а голова откинулась назад. Лайла манила его, как долгая ночь без сновидений после нескольких месяцев бессонницы. Его губы почти коснулись ее кожи, но в этот момент он замер и остановился.
Что он делает?
Лайла была миражом, промелькнувшим в дыму. Искушением пустыни, которое убаюкивает душу ложными обещаниями. Обещание Северина было нацарапано на челюстях механического левиафана, дремлющего под ледяным гротом. Его обещание ждало за зубами дьявола. Уже завтра он наконец доберется до него – и будет свободен.
Ее слова звенели у него в голове.
Я думаю, Лайле было невыносимо смотреть на своего Маджуна, который потерял часть своей души в дикой пустыне.