Белый Дозор - Алекс фон Готт

Чужим, низким голосом ответила ему Карина. То был голос самой Черной Богини, ибо Невзор воззвал к ней, и она явилась на его зов. В голосе ее не было ничего человеческого. Карина, в чье тело вошла Мара, чьи глаза почти вылезли из орбит от нечеловеческой боли, заговорила:

— Упыри, чьи души не нашли упокоения после смерти, одержимые неутолимой жаждой, пьющие силу и кровь живых, да воплотятся в малотленных телах тех, кто умер недавно от лютого мора. Ибо так заведено, что в Кощный век, когда одни люди становятся ближе всего к богам, другие становятся упырями. Вы, те, что умерли недавно, к вам взываю я. Чьи трупы еще не сожрали черви, к вам взываю я! Множество тех, кто при жизни грешил неправедно, вам повелеваю я! Повелеваю вам, чтобы стали вы еще злее, чем раньше, еще сильней терзала ненависть к истинно живым гнилые сердца ваши! Вы, которые при жизни наносили вред Матери-Природе, засыпали озера, колодцы и реки, осушали болота, не гнушались вырубать рощи и портить воду в источниках, те, кто на местах упокоения предков возводил дома и дороги, к вам обращаюсь я, Мара, Богиня Утренней Зари и Кровавого Заката. Внемлите мне! Те, кто умер раньше отпущенного богами срока: от моровой болезни умершие, убитые коварно, упавшие с высоты, упившиеся насмерть, раздавленные, разорванные, повешенные, зверьем насмерть покусанные и помятые, утопленные, заживо погребенные, огнем сожженные, жизни себя лишившие, мать и отца убившие, клятвопреступники и святотатцы, слушайте меня и повинуйтесь! Повелеваю вам восстать из смрадных могил ваших, отворить ваши склепы и гробы ваши, и с ненавистью ко всякой жизни, к любви, к счастью людскому, материнскому идти и изводить людей повсюду, где бы вы их ни встретили! Насылайте на них гладоморы, проливные дожди и моровую болезнь, пейте их кровь, вызывайте у них страшные видения, путайте мысли, душите во сне! Подбивайте на зло, сейте раздоры и распри, забирайте влечение между мужем и женой, изводите род людской, насылая бесплодие, делайте младенцев глухими и слепыми, дабы род людской прервался. Сейте повсюду разлад и смуту, не знайте ни отцов своих, ни матерей, ни братьев, ни сестер, ни сородичей своих! Ступайте туда, где царят алчность, гнев, скорбь, страх, безумие и похоть звериная. Питайтесь кровью, нечистотами, гнилой едой и трупами умрунов, что умерли от дел ваших! И да будет по воле моей так, что вода и всякое питье от рук ваших станет кровью, а всякая плоть живая иссохнет и сгниет изнутри. Восстаньте!

С последними звуками ее голоса, звучащего погребальным набатом, земля содрогнулась, и воронье с оглушительным карканьем поднялось в воздух. Огромная стая летучих мышей с жутчайшим визгом закрыла, казалось, всё небо, и в довершение всей этой адской какофонии из-под земли раздался нестройный хор мучительных воплей. Так обычно кричат несчастные и обреченные, пытаемые огнем и крюком поддеваемые за ребро. Так вопят на дыбе, когда загоняют иглы под ногти, когда заживо сдирают кожу. То, вопреки устройству мира, возвращались в Явь души упырей, мучимые в Нави демонами и бесами, в тела свои возвращались они, лежащие под землей, во мраке сырых могил. И первой их реакцией после соединения души и тела было осознание того, что они похоронены заживо, и в гневе своем вопили упыри, возжаждав отведать живой крови, но сырая земля преграждала им путь!

И вот, по слову и воле Мары, разверзлась земля, и рассыпались ветхие доски гробов, и увидали лежащие на дне могил упыри над собой звездный водоем, и свет полной Луны воззвал их к войне против еще здоровых людей, которых упыри, умершие смертью неправедной, ненавидели, и ненависть эта жгла адовым пламенем их гниющие сердца.

Карина испустила дух. Ее плоть, вскрытая невероятных размеров членом Невзора, словно консервным ножом, досталась упырям. Невзор встал в кругу, легко поднял тело Карины и бросил его в сторону лезших из могил упырей:

— Жрите, твари, — прошептал Невзор. — Смешно думать, что я мог бы стать одним из вас, — он помрачнел. — Да я и был одним из вас… Эти ужасные воспоминания… Покинут ли они меня когда-нибудь? Мара-Мать, забери у меня мою память! Мара-Мать, верни мне моего брата! Мара-Мать, позволь мне служить тебе вечно и трахать тебя в теле лучших шлюх, с тем чтобы однажды возлечь на ложе с тобой самой, о Владычица в Смерти!

Невзор, великолепный в своих оранжевых одеждах, взмыл над землей, завис ненадолго, глядя на кладбище, запруженное толпами полуразложившихся упырей: кто-то из них бесцельно слонялся по дорожкам, кто-то уже затеял драку с себе подобными, кто-то еще только вылезал из земли:

— Хорошая работа, умом прискорбный, — прошептал Невзор, обращаясь к Глинкину, но малыш молчал, он еще не отошел от пережитого вожделения.

— Эй, вы! — крикнул Невзор упырям, и те задрали головы, став похожими на голодных волков, собравшихся всласть повыть на Луну. — Дети ночи! Рабы Лунного Солнца! Вас ждет Москва, вас ждет горячая людская плоть! Не убивайте тех, кто уже болен! Пейте кровь живых и здоровых! Отомстите им за свою смерть! Вперед, кровососы! Вперед, погибель рода людского!

С ревом и воплями сотни мертворожденных упырей, круша на своем пути надгробья, опрокидывая тяжелые гранитные памятники и ломая кресты, устремились, подобно мощному потоку нечистот, к проему кладбищенских ворот. Невзор наблюдал за этой картиной, стоя в воздухе, омываемый потоками лунного света, а вокруг него вились стаи воронов и огромных летучих мышей. Так пришел конец Москве.

Падение и смерть — Белые волки — Отряд из мира, которого нет — Новое имя и новая жизнь — Живая вода — Снег всё скроет

1

«Боинг» — хороший самолет. Надежная, крепкая машина. Но с дырой диаметром в метр в фюзеляже летать «Боинг» не может. Он начинает постепенно разваливаться, а в такой ситуации «постепенно» означает «мгновенно», потому как продолжается падение самолета в лучшем случае считаные минуты. После взрыва у «Боинга» выбило добрую половину электроники и перекрыло подачу топлива. Самолет сразу начал падать.

Командир экипажа «Боинга» Денис Романович Семенов был отважным человеком старой закалки. Учился еще в Советской летной академии, не раз попадал в критические ситуации, и всегда мужество и хладнокровие — эти два лучших союзника всякого летчика — спасали командира от неминуемой гибели. «Когда за тобой человек двести пассажиров, то поневоле начинаешь чувствовать себя ответственным не только за свою шкуру — она не в счет, — говаривал Семенов, бывало, во время застолий, когда летуны делились своими историями. — И у этих двухсот душ всего и надежды, что на тебя одного, а это, конечно, обязывает».

Семенов быстро переучился с «Ту» на «Боинг»: одно слово — мастер. И с самообладанием у пилота высшего класса всё было в порядке. Любое психологическое тестирование Семенов выдерживал без проблем, даже глазом не моргнув. Собственно, только так и должен вести себя настоящий пилот, готовый в любой момент к непредвиденной ситуации. Даже к такой, совершенно безнадежной. И экипаж он подбирал под стать себе.

— Получается? — вытягивая на себя рули и не глядя на приборную панель, сквозь зубы спросил Семенов у второго пилота.

— Нет, первичный крен был слишком сильным, не вытягиваем. До земли три триста.